— Я еще здесь, Олежка? — скулил напарник, судорожно ощупывая себя.

— А где бы ты хотел оказаться? — нервно смеялся Соболевский.

— Жуть могильная… что это было, а, напарник? Русалка али че? — зубы напарника выбивали дробь. — А что, это точно была русалка… Они ведь только в сказках молодые и красивые — это народные мифы их такими сделали, точно тебе говорю… А на самом деле русалки старые, страшные и очень испорченные… А может, это призрак был, а? Хотя нет, не призрак, она же тащила меня, орала в рожу, а потом мы оба провалились… В натуре, я теперь стреляный воробей… Чтобы сделал еще кому-то доброе дело…

Олег добрался до фонаря на приборной панели, ощупывал рассеянным светом «место происшествия». Нарушительница спокойствия не всплывала ни в живом, ни в мертвом виде. Бурлила вода, закручивалась спиралями. Он дернулся, ее же можно спасти! С воплем «Только не это!» Солохин вцепился ему в рукав волчьей хваткой. Вырываться бесполезно. Не по морде же бить!

— Олежка, прекрати, она утонула… видит бог, утонула… Пусть не русалка, просто сумасшедшая баба, все равно утонула… Тут канава метров восемь, как ты ее найдешь, сам утонешь, застрянешь, зацепишься… Она уже нахлебалась, отмучилась, царствие ей небесное…

Олега трясло, он всматривался в мутные воды и чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Формально напарник был прав — он не может спасти всех пострадавших от этого наводнения. Безумная дама уже погибла, а он, нырнув в клоаку, не выберется — запутается в хаосе труб, бетонных плит и штырей арматуры. Рвота подкатила к горлу, его согнуло, стошнило. А Солохин гундел:

— Ну, Олежка, пошли в машину, хватит… Закончим наше дело и рвем отсюда когти… Несколько домов осталось проехать, пошли, Олежка, там ведь родня твоя, пропади она пропадом…

Голова кружилась, его тянуло в разные стороны… Как гром небесный, свалился на голову вертолет! Самый настоящий вертолет «Ми-8» с символикой МЧС на брюхе, освещенном бортовым прожектором. Стрекот превращался в раздражающий рев, бил в барабанные перепонки. Вертушка подошла с улицы Ильича, зависла на высоте ста метров. Концентрированный луч прожектора шарил по району, зацепился за патрульную машину, задержался на ней, на двух измученных инспекторах. Пилоты с любопытством их разглядывали. Олег почувствовал необъяснимую злость. Хорошо им там, в сухой и теплой кабине! Статисты, блин! Правая рука машинально сжалась в кулак, из которого вывалился средний палец, и вся получившаяся конструкция взметнулась ввысь, оказавшись в зоне света. Прыснул Солохин.

— Так их, напарник! Разлетались тут, суки, кино смотрят! Чего ты кружишь, козел?! Вместо того чтобы спуститься и сделать что-нибудь доброе… — он повторил оскорбительный жест, а еще для верности ударил кулаком по сгибу локтя. — Понял, да? Вот и иди, сволочь, куда послали! Мог бы и раньше прилететь, работничек… Слушай, Олежка, — осенила Солохина гениальная идея. — А может, покажем им, пусть нас приподнимут, протащат, а потом поставят, где надо? А то своим ходом, я чувствую, мы до утра не доберемся…

И захихикал, закашлялся. Пилотам, видимо, не понравилось, что им тут не рады, летучая машина развернула стабилизатор и, покачиваясь, подалась прочь — на южную окраину.

— Всматриваются, суки, фиксируют… — бурчал Солохин, загружаясь за баранку. — Долговременные прогнозы составляют… А люди тут страдают из-за них… И что стоим, думу великую думаем? — разорался он на Олега. — Садись, поехали. Остаешься с мертвой русалкой разбираться? Чего уставился — у меня колготки на голове?

Он гнал, предчувствуя, что скоро понятие «автомобильный транспорт» станет неактуальным. Машину трепало, гнало на отрыв — вода в затопленном районе уже не просто стояла, а куда-то переливалась! Мимо проносились затопленные крыши. На многих теснились люди, держались за трубы, махали. Кто-то швырнул в машину кусок черепицы, прошелся по гаишникам высоким слогом. Промышляют тут, мздоимцы, выискивают, чем поживиться, вместо того, чтобы остановиться и спасать людей… Солохин разразился ответной бранью, а Соболевский отвернулся, стиснул зубы. На всех не угодишь, общественное мнение — мощная штука, особенно в панической ситуации. Не могут они посадить в свою машину всех этих людей! Им еще баб с детьми везти — разве объяснишь всем этим страдальцам? Продержатся, не умирают. Помощь скоро придет. До нужного дома оставалось метров двадцать. Приземистая хата с чердаком, когда-то она была деревянной, потом брательник Серега обшил ее кирпичом, а нынешней весной — модным двухцветным сайдингом. «Трехслойный бутерброд», — пошучивала супруга Сусанна. Так уж повелось в семье, что Сереге в свободное время непременно нужно чем-то заняться, не выносит душа безделья… Оконные переплеты затопило на две трети высоты, под воду ушли забор из рифленого железа, кусты черешни, молодые яблоньки. Практически полностью потонула летняя кухня. Нашли же время для девичника, мать их за ногу…

— Гриша, вставай сюда, — занервничал Олег, когда почувствовал, что задние колеса отрываются от грунта. Еще немного, и машину понесет. — Жди здесь, я сплаваю к бабам, выясню, как у них дела. Только не уходи никуда, — пошутил он. — Я тебя вызову…

Он не вслушивался, как он там реагирует — с горячим одобрением или наоборот, — слез с машины, сделал несколько шагов и поплыл. Только без суеты, все нормально, штатная ситуация… Беспокойство, впрочем, присутствовало. Три нервные ошалевшие бабы — до каких высот они могут себя взвинтить? А с ними детишки малые… Он проплыл над железным забором, едва не разорвав остатки мундира, начал вслушиваться. Бурлила жизнь в этом доме! Кричали женщины, кто-то задыхался, отплевывался. Плакал ребенок! Неужели эти глупые тетки даже не попробовали выйти из дома? Или выходили, да стихия загнала обратно?

Он вплыл в раскрытое окно, сожалея, что не забрал с «торпеды» фонарь. Впрочем, темнота рассасывалась, небо серело, покрывалось предутренней бледностью. Прорисовывались стены, потолок, до которого можно было дотронуться рукой. Плавала мебель, плавало что-то еще…

— Живые есть? — прохрипел он.

— Риммочка, милая, я же говорила, что за нами придут… — расплакалась женщина с низким голосом. — Мужчина, вы кто?

— Плотник, блин, — буркнул Олег, подплывая ближе. — Двоюродный брат Сереги — мужа Сусанны. Олегом кличут. Сусанна здесь? Все целы? Женщины, только давайте без суеты и нюней, стойте, как стояли. С детьми порядок?

Они рыдали, частили взахлеб. От долгого пребывания в холодной воде у женщин сели голоса, они сипели. Это форменный ужас! Римма и Тамара — обеим по тридцать с гаком — приехали с детьми к Сусанне. Одна из Краснодара, другая из Гвардейского. Просто так приехали, погостить, ведь должны родные сестры встречаться и приятно проводить время! Сначала дождик накрапывал, дети играли под навесом в саду. Потом разразилось это светопреставление! Могли бы по домам разъехаться, но решили, что рассосется (к тому же местные службы в набат не били), а потом уже было поздно. Вода поднималась, как в раковине. Машина Риммы уплыла в туман, машина Тамары утонула. Было много суеты, нелепых движений. Бежали из дома, но куда с детьми в такой шторм? Вернулись, тряслись, молились. Каждый человек мечтает попасть на небо, но никто почему-то не рвется умирать! Вся улица агонизировала вместе с ними. Далеко не все успели разъехаться. Телефоны и сумки с документами утонули в первую очередь. Эти бабы — такие раззявы! Сусанна отзвонилась мужу в Новороссийск и тоже утопила свой сотовый! Плавать женщины не умели — ни одна! С мобильностью — беда, у всей компании избыточный вес, можно на наследственность пенять, или на образ жизни, или на страсть к еде. Пытались объяснить детишкам, что это безвредный дождик, но дети ведь не слепые! На чердак прорваться невозможно — Серега-урод уже не знает, чем себя занять, решил отгрохать новую лестницу, а старую просто снес! Так и заявил: материалы готовы, приеду со смены — сколочу, а пока нечего туда ходить, там все равно нет никакой жизни! Ну разве не урод? Сооружали горку из мебели, но куда с таким весом — она постоянно рассыпалась, и дети захлебывались! Импортная сантехника (установленная российскими сантехниками) тоже не выдерживает — ни ванна, ни унитаз. Забраться на крышу нет никакой возможности. Помощь не идет. Они уже отчаялись, приготовились к самому худшему. Зрелище было жуткое: на воде лежала дверь, вырванная с петель. Две женщины придерживали ее за короткие стороны. На двери сидели скорченные мальчик с девочкой — обоим лет по пять, кашляли, хныкали! Они бы давно перевернулись, кабы женщины не прилагали усилий. А вода уже поднялась им по плечи, затекли тела от напряжения, холод парализовал. Ни ума, ни фантазии у этих баб! Ладно, от критики на данном этапе можно воздержаться…