— Т-тут вертолет недавно л-летал… — запинаясь, вымолвила Тамара. — Мы к-кричали, к-кричали…

— Знаем, — буркнул Олег. — Мы уже показали ему комбинацию из одного пальца. Он обиделся и улетел. Где Сусанна, бабоньки?

— Она в соседней комнате… — простонала белокурая Римма, в предутреннем свете поблескивали слипшиеся крашеные волосы. — И Женечка там вместе с ней… так получилось…

— Я здесь… — донесся слабый шепот из соседней комнаты. — Кто это?

«Говорю же, плотник», — подумал Олег.

— Девчата, продержитесь пару минут?

— Продержимся… — отозвались они нестройным хором. — Олег, вы нас спасете? Ну хотя бы детей…

— А чего я сюда зашел?

Он поплыл в соседнее помещение, стараясь не гнать волну. Отпихивал от себя какие-то книги, плавающие тумбочки из ротанга, «стульчики для карликов». Еще одна картина маслом. Серегина супруга забралась куда-то с ногами — возможно, на диван. Ростом женщина не вышла, проку от этого было немного. Она хрипло дышала, опиралась о стену. Глаза ее были выпучены. Женечка сидела у Сусанны на шее и тихо похныкивала. Женщина держалась, вода уже затопила неподъемный бюст.

— Сусанна, твою деревню… — прохрипел Олег. — Ты ничего другого придумать не могла?

— Олежка, господи… — Сусанна разрыдалась. Дернулась Женечка на шее.

— Дядя Олег, посмотри, как мы с мамой замерзли… — пожаловалась девочка. — Вон какие мурашки. Сидим тут, сидим, а ты все не идешь… Почему ты так долго шел, дядя Олег?

Сусанна ревела, как на похоронах, давилась словами. У Олега ком стоял в горле. Что делать?! Как их транспортировать к машине?! По очереди всех шестерых? Он же не тяжеловоз! Без напарника делать нечего…

— Сусанна, душа моя, я тебя умоляю, постой еще немного, хорошо? — забормотал он. — Я позову напарника, мы придумаем, на чем вас можно перевезти к дороге…

— Олежка, не уходи… — запричитала Сусанна.

— Дядя Олег, останься… — подключилась Женечка.

— Да вернусь я, вернусь, — проворчал Олег. — Такие, как я, всегда возвращаются…

Он поплыл обратно. И там ревели бабы и пищали детишки — тоже умоляли не уходить. Но он же не может их спасти, не уходя! Он должен поработать головой! Он проплыл оконный проем. Дождь забарабанил по макушке. Вроде и серо уже на улице, а не видно ни черта: дождь в косую штриховку, ветер гонит волну. И не только, по ходу, ветер ее гонит… Меньше всего хотелось вникать в особенности движения вод. Он выплыл во двор, всматривался в блеклую пелену, но, хоть тресни, не видел машины!

— Гришаня, ко мне, живо!

Ответа он не дождался. Сердце покрылось наледью. Олега затрясло. Что еще случилось?!

— Солохин, мать твою!

— Не ругайся, Олежка… — донесся за треском дождевых капель слабый голос. — Тут я…

— Тут — это где?! — гаркнул Олег. Голос доносился откуда-то справа, а машина стояла слева! — Ты чем там занят, напарник?! Куда пропал?

— Даю задержку рейса до восьми… — как-то глухо музицировал напарник. — Знаешь, Олежка, у меня, как водится, две новости — хорошая и плохая. Начинаю с плохой. У нас больше нет машины. Ты ушел, прибыла волна, и ее понесло — видит бог, я в этом не участвовал… Прибило к забору, чуть не вынесло в переулок… Знаешь, она хреново плавает… — похоже, от пережитого напряжения в напарнике разыгралось чувство иронии. — Я тоже не очень здорово плаваю…

— Ты на ходу? — ужаснулся Олег. Он тщетно всматривался в мельтешащую серость. Голос напарника приближался, но от этого не делался выразительнее.

— В отличие от машины, я на ходу, — согласился Солохин. — Болит нога, дребезжит в голове, сам в упадке, но я на ходу… И почему я не уехал вечером из города?

— Ты утомляешь меня своими проблемами, — расстроенно сказал Олег. — И что теперь? Приостанавливаем операции с физическими лицами?

— Ты не дослушал про хорошую новость, — сказал Солохин. — В общем, машину отнесло к переулку, я успел из нее выбраться. Стою по горло в воде, тоскую, и вдруг вижу… Нет, не божественный свет, — напарник тягостно вздохнул и завозился, закряхтел. Такое ощущение, что он брел по воде, аки по суху. — Из переулка выплывает перевернутая лодка… Здесь причалы неподалеку, через две улицы — вот ее, видимо, и принесло, а люди не заметили, никто не позарился… Обычная деревянная лодка, без весел… Я ее перевернул, какую-то доску приспособил в качестве весла…

— Ты плывешь сюда на лодке? — прозрел Олег.

— Плыву, Олежка…

Из мрака и серой измороси возникал призрак. Он приобретал очертания, резкость, габариты. «Летучий Голландец» районного масштаба оказался обычной плоскодонкой — типовой стандартной лодочкой, которых на местных причалах больше грязи. Просто божий подарок! На центральной банке восседал Солохин, орудовал доской и одновременно отчерпывал воду пустой банкой от консервированных ананасов. Дождь хлестал с такой силой, что отчерпывать приходилось постоянно.

— Милый, хочешь, я тебя расцелую? — умилился Олег.

— Целуй, Олежка… — безжизненно пробормотал Солохин. — Мне уже ничего не страшно… Бабы с малыми живые?

— Живые, — энергично закивал Соболевский. Возникло неудержимое желание расхохотаться. Черт с ней, с машиной, государство не обеднеет, на машине все равно не выбраться!

— Думаешь, пролезем в эту дырку? — напарник простился с миной накурившегося Иванушки-дурачка, сделал серьезное лицо и кивнул на проем, наполовину затопленный водой.

— Должны пролезть, — всполошился Олег и с плеском метнулся в сторону, чтобы не оказаться под лодкой. — Вплывай, Гриша, пригнись, а лучше ляг. Да сильно не разгоняйся, а то баб раздавишь. Хотя таких, пожалуй, раздавишь…

В последующие десять минут творилось что-то абсурдное! Эта лодка от силы была рассчитана на четверых! Нужно было спешить, вода поднималась, три-четыре минуты — и она не смогла бы выйти из дома, пришлось бы ломать стену! Первым делом загружали баб — в противном случае они бы всех перевернули! Каждая из этих молодух весила не меньше центнера! Олег придерживал плавающую дверь с ревущими отпрысками (эта мелюзга была даже младше Женечки). Солохин посадил на шкаф притихшую дочку Сусанны, контролировал устойчивость лодки. А бабы в это время развлекались по полной программе. Они реально чуть не перевернули суденышко! Белобрысая Римма стала подтягиваться, сорвалась, ушла под воду — к счастью, без последствий. Солохин не в строку пошутил: мол, тело, опущенное в воду, через минуту расскажет всю правду. «Правда» оказалась горькой и ругательной. Он подсаживал ее за задницу, бормоча под нос, что не испытывает влечения к замужним женщинам, это ему решительно претит!

— Бранится, зараза… — сетовал Солохин, кряхтя под тяжестью роскошного женского тела. — И не поддается ни шиша, подъемный кран нужно заказывать… Бабы, что с вами делать, разве можно столько жрать…

— Деньгами попробуй, — пошутил Олег. — Да оставь ты ее в покое, пусть другая лезет…