Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что-то в мире не даёт нам быть нормальными. В мире есть сила, упрямо мешающая жизни, и именно поэтому песнь вселенной содержит диссонансы, сеющие горе, фальшь и жестокость.
Великая злоба расходится по миру. Она не даёт мужчинам быть мужчинами, а женщинам — женщинами. И дети не могут быть детьми — наивными, свежими, радостными — из-за этой злобы, что воет вокруг всего сущего в безысходном отчаянии. Этой злонамеренной силе было дано великое множество имён, ибо люди всегда искали способ парализовать её.
Её называли Сатаной, сделали из неё Дьявола, говорили, что она является «злым духом», «духом разрушения» и я даже не знаю, чем ещё. Ни одно из этих имён не было истинным — и именно поэтому Враг не был поражён.
Ибо истинно, хоть и странно, следующее: будет достаточно открыть настоящее имя (то соответствие, что обнажает саму суть) злобы, чтобы локализовать её и заставить её исчезнуть. Это тайна, потому что трудно объяснить простонародным языком жизнь и суть имён, но воистину, если знать, как произнести — то есть исполнить — ритуал, символизирующий Верховное Препятствие, вся его злая сила будет парализована. И даже лучше — она прекратит своё существование.
Ах! Если бы вы могли понять или даже расшифровать это после прочтения настоящей книги, написанной с осознанием сего! Злая сила, препятствующая триумфальному шествию будущего — не что иное, как Прошлое, неспособное умереть, потому что ничто на деле не умирает. Оно ожидает своего перерождения, крещения, что изменит его имя. Новые губы нужны для этого, ибо «старое имя, произнесённое новыми устами, есть новое имя и возрождение…»
Какие же предосторожности нужны, увы, в эти беспокойные времена, чтобы высказать простейшие вещи! Мы живём в эпоху, в которой множество противоположных течений встречаются в равном насилии! Это похоже на те места в морях, где корабли качает даже в хорошую погоду. Мы больше не понимаем друг друга, словарный запас отличается у каждого из говорящих ртов, один говорит «дух» — второй же понимает «вздор».
В то же время, в этой жизни мы — всего лишь многочисленные листья, подставленные солнцу и свежему воздуху. Глубокие корни, соединяющие нас с одной и той же землёй, приносят нам соки, благословлённые самим Солнцем, но Человек употребляет их не во благо, ибо ему более ничто не ведомо…
И да будет понятно: я любила Злодея, и всё ещё люблю его — поэтому я знаю его Имя, его Суть, его ночные деяния…
На диких пиках молчаливого Кавказа, в скалистых равнинах его просторов, откуда пришли расы и народы, миссия которых состояла в борьбе со злом, я видела огромную тень Повелителя Прошлого, скрестившего руки в измученной позе.
Змеи кусали его плоский живот, и липкая грязь поднималась до его бёдер.
Он остановил свой взгляд на розах, что цвели в моём саду, и ледяные слёзы обожгли его глаза.
«О! — прокричал он замогильным голосом, — о, Ксенофонта! Империя принадлежала мне! Но пришли воды, затопили мои земли и мои сады с золотистым виноградом. Мои стада погибли от прорвавшихся вод, и мои слуги разбежались. Мне больше нечего предложить тебе; и у меня нет больше золота, чтобы купить тебя.»
И эти последние слова отозвались в сухой горной ночи едким упрёком, безмерной ненавистью.
«Кто ты, плачущий о своей судьбе?» — в ужасе спросила я.
«Я тот, чьё имя не может быть произнесено, ибо язык, содержавший его, давно забыт… Ксенофонта, я не могу купить тебя, и так ты не станешь моей женой.»
Призрак исчез в диком завывании ветра, поднявшегося в тот миг, подобно затяжному гневу всей природы. Розы в моём саду трепетали от него до утра.
На рассвете, когда буря утихла в стальной синеве первых утренних часов, я вышла на террасу, чтобы снова найти там того, кому отныне будет принадлежать моё сердце. Горы были точно такими же, их величественные линии были столь же суровы и строги, как и ранее, снег на них всё ещё спал, едва тронутый голубизной отражения неба, но в холодном дыхании лесов и хрустальных звуках горных потоков Кавказ, мой Кавказ, не был прежним. Ах! Да! Повелитель Прошлого был там. «Земли, мои земли затоплены!» — этот крик был слышен везде, и ничто не могло заглушить его.
В тот миг в моём теле родилось яростное желание — я бы вскрыла своё чрево, если бы моя кровь, пролившись на снег, смогла растопить лёд и возродить пастбища того, кто рыдал. Но моя кровь была бы лишь каплей в этом океане льда; и что та капля могла сделать против столь великого несчастья!
Вдруг появилось Солнце. Всё ещё красное от слишком долгого сна, оно не слепило глаза своим сиянием. Его улыбающийся лик виднелся меж двух пиков, и казалось, что сами скалы трепетали от радости.
«О, солнце!» — сказала я, убеждённая в человеческом сознании звезды, — «не растопишь ли ты этот лёд, чтобы вернуть исчезнувшие богатства?»
И я отчётливо услышала ответ: «Ты была его рабыней, но я освободил тебя. Чтобы вновь надеть на тебя наручники-лишь для этого нужны ему его владения. Но он не получит их. Я хочу, чтобы ты была свободна, женщина — ты и твои дети.»
«Кто он?» — спросила я, и руки мои сделались холодными.
«Его имя забыто, и сам тот язык, что содержал его, не будет вновь открыт — ибо я изменил горла смертных, чтобы ни один слог из этого проклятого слова не проник в человеческий мозг и не нарушил хода вещей… горе тебе, Ксенофонта, если ты свяжешь себя с этим покойником!»
Слова солнца прервал скрипучий крик хищной птицы, и я услышала странный звук падения в долине,