Марк задирает мою футболку, обхватывает ноющую грудь, продолжая терзать соски, то больно кусая, то нежно водя по ним языком. Εго наглая сильная рука ведет по моему животу вниз и ныряет в трусики накрывая плоть, и я протяжно стону, царапая его сильную шею, потому что чувствую, как волна жара накрывает тело и между ног растекается влага.

— Такая мокрая, — хрипло, дрожащим голосом шепчет он в мою грудь, раздвигая складочки, входя в меня двумя пальцами. — Откинься на руль! — не просит — требует, сам толкает меня назад, одновременно дергает мои бедра к себе, вынуждая прогнуться. Марк расстегивает ширинку, немного привстает вместе со мной, стягивая штаны и горячая влажная головка упирается мне в складки. Но он не входит в меня, дразнит водя головкой по клитору, что-то шепчет, а я ничего не слышу, сердце барабанит так сильно, что отдается в висках.

Вскрикиваю, когда он приподнимает меня за бедра и резко насаживает на себя, до конца. Цепляюсь за его плечи, распахиваю глаза, встречаясь с потемневшими глазами Марка и мы замираем, тяжело дыша друг другу в губы.

— Давай, пока сама. Двигайся! — приказывает он, щипая меня за соски. И я двигаюсь, опираясь на его плечи, медленно поднимаюсь и также медленно опускаюсь. Каждое движение отдается еще большим, уже почти невыносимым возбуждением. Двигаюсь еще и еще, ускоряя темп, то медленно опускаюсь, то резко насаживаясь, смотря в зеленые глаза. Его лицо искажается, напрягается, дыхание учащается, а над губой выступили капельки пота, словно это все мучительно для Марка. Он ещё больше оттягивает мои трусики, и я надрывно стону, когда чувствую, как его палец нажимает на пульсирующий клитор. Марк садится ровнее, дергая мои бедра, вжимая в себя, вынуждая остановиться. Его шершавые пальцы обводят клитор, ласкают, сжимают его, перекатывая, а у меня трясутся ноги, хочу сделать движение, но Марк сильнее стискивает мои бедра. Другой рукой oн зарывается в мои волосы, сильно их сжимает, накручивая на кулак и дергает, причиняя боль. Его жадные губы впиваются мне в шею, жестко целуя, оставляя следы от укусов и засосов. Мне невыносимо жарко, и нестерпимо больно ноет низ живота. Тело требует взрыва, разрядки, выброса адреналина и мне хочется требовательно кричать ему, чтобы прекратил мучить и дал мне разрядку.

— Марк! Марк… Мар… — то кричу, то шепчу его имя, закатывая глаза, задыхаясь от его ласк.

— Замолчи! — вновь больно дергает за волосы, но уже к себе, чтобы впиться в мой рот, сплетая наши языки. Движение его пальцев ускоряется, клитор уже горит, мышцы лона сжимаются, стискивая пульсирующий член и я на грани оргазма. Закатываю глаза, готовая оказаться в своем космосе, но Марк убирает пальцы, резко отстраняет меня от себя за волосы и всовывает два своих пальца мне в рот. — Соси! — требует он и я подчиняюсь, жадно всасывая, ощущая свой солоноватый вкус возбуждения. — Сильнее! — требует oн, начиная трахать меня, быстро работая бедрами. И я сосу его пальцы, кусаю их, мыча от сильных толчков. Он врезается в меня до самого конца, одновременно помогая себе рукой, стискивая мое бедро. Это животное безумие — но мне сейчас так хорошо, что я готова сойти с ума рядом с ним.

Марк начиңает двигаться очень быстро, хрипло со свистом дыша. Слишком быстро, в бешеном темпе, до боли, пока я не срываюсь в оргазме, содрогаясь в его руках, кусая его пальцы у меня во рту, а потом зализываю свои укусы языком и вновь сильно их всасываю, чувствуя, как его твердый член преодолевает сопротивление, растягивает мои мышцы, продолжая грубо меня иметь. Это так хорошо, остро, до сладкой боли и спазма внизу живота. Это невыносимо хорошо, как никогда раньше, это какая-то новая грань дикого болезного оргазма. Такого раньше между нами не было и, наверное, уже не будет никогда. Но я отказываюсь думать об этом сейчас. Я смотрю на Марка, как он на мгновение закрывает глаза, делает последний сокрушительный толчок внутри меня, и кончает, запрокидывая голову, хрипло выдыхая. И все, силы заканчиваются, как физические, так и моральные.

Падаю ему на грудь, утыкаясь лицом в шею. Марк замирает на мгновение, будто только что осознал, что между нами произошло, а потом, зарывается в мои волосы и массирует голову, расслабляя меня окончательно. Слышу, как громко и быстро бьется его сердце, и вновь хочется рыдать, уже от понимания, что все что сейчас было — это всего лишь ничего не значащий эмоциональный срыв. Он не поверит мне, а я, наверное, не смогу простить его за то, что не поверил и обрек меня на вечные муки.

— Что это сейчас было? — спрашиваю я через долгие секунды молчания. — Жалость или метод прекратить истерику? — говорю в его шею, боясь поднять голову. Мне нужно ещё несколько минут его тепла, иллюзии близости и единения.

— Сказал же молчи! — со злостью произносит он. — Давай послушаем тишину, — уже устало просит Марк. Его рука отпускает мои волосы и большая теплая ладонь, забирается под футболку, и поглаживает мою спину, окончательно отключая от реальности. Меня вдруг накрывает слабостью, сказываются бессонные ночи страха, и я отключаюсь на груди у Марка, чувствуя себя защищеңной.

Марк

Уже светает, а Вероника до сих пор крепко спит. Οна не почувствовала, когда я аккуратно переложил ее на разложенное пассажирское сидение, поправил футболку и укрыл пальто. Черт бы ее побрал. На Нике моя старая футболка, одна из тех, которую я забыл. Что это? Хорошо продуманный ход? Или все же она действительно в спешке бежала из дома?! Бежала именно ко мне. Ρастрепанная, без косметики, ножки голые, на ней только футболка, кофта и кроссовки.

Она сладко спит, иногда всхлипывая как ребенок, поджав ноги, а я битый час смотрю на нее и не могу отключиться от потока мыслей. Кажется, голова сейчас разорвется. Мне хотелось ее разбудить и требовать все объяснить, чтобы немедленно рассказала, чего или кого она боится, что заставило ее прибежать ко мне посреди ночи, и какая падла довела эту женщину до истерики! А потом прикасаюсь к ней спящей и просто поправляю кофту, чтобы не замерзла, позволяя выспаться, немного прийти в себя. Пусть отдохнет — она выглядит очень уставшей, словно больна или из нее выжали все силы. Который час осматриваю Веронику, и в груди что-то щемит, по нарастающей, все сильнее и сильнее. Ну не нашлось у меня больше способа прекратить истерику. Еще немного и ей бы стало плохо, ее трясло словно в лихорадке и лицо бледнело. Секс — это даже не способ прекратить истерику, это қакой-то неконтролируемый порыв вновь сделать ее своей, слиться с этой женщиной, дать ей силы и чувство защищенности.

Если в прошлый раз в темном коридоре ресторанчика я трахал ее и думал о том, как ее имеют другие, мне срывало крышу от ярости и бешеной ревности, я пытался самоутвердиться, а по факту падал ниже некуда, то сегодня все мысли отключились, все было по — другому. Это как ностальгия, как глоток свежего воздуха посреди смрада. Как метод на время забыться и почувствовать женщину, которую люблю…. До сих пор болею ей — насмерть! И ненавижу себя за это. Меня мордой в грязь, а я поднимаюсь и вновь лезу в эту утопию.

Выхожу из машины, плотно застегиваю куртку, блокирую двери, и под холодным моросящим дождем добегаю до круглосуточного магазинчика. Покупаю пачку сигарет, прикуриваю и бегу назад к машине. Останавливаюсь возле пассажирской двери, глубоко затягиваюсь впуская в легкие порцию дыма и снова смотрю на спящую Веронику. Злость прошла, ярость тоже, я скорее на себя злюсь, потому что не могу ее забыть… Ревность… лучше вообще сейчас не думать… кто ее сейчас имеет… и почему она не пошла за помощью к Виталию. Стоп, а может это он ее обидел?! Вышвыриваю окурок, вновь бросаю взгляд на Нику и иду домой, нужно принять душ, одеться, взять телефон и деньги.