– Что такое Ф.А.М.? – спросила она. – Точнее, кто?

– Феликс Арнольдович Мёллендорф, мой первый муж, – спокойно ответила Марго.

– Ваш кто? – переспросила Марина.

– Я же говорю: «муж». Законный супруг.

До Марины только теперь дошло, до какой именно войны сделано это фото: офицер в погонах, барышня в корсетном платье с рюшами, да и странное трёхстишье написано с ятями, которых Марина почему-то сразу не заметила.

– Это сколько же вам лет? – выпалила Марина, но сразу же осеклась и, кажется, покраснела. Она решила, что выдала себя с головой, что теперь все моментально поймут, о чём она думает, но Марго (как и остальные) и бровью не повела.

– Я же вам говорила, Мариночка, – сказала она несколько надменно, – без трёх… нет, уже почти без двух месяцев кошмар.

За столом стало неуютно тихо. Тикали старые часы, за стеклянной дверью гудела вечерняя Москва, в животе у Марины нехорошо заурчало.

– Марина, – сказала Катрин, – ты по телефону сказала, что хочешь с нами поговорить. Так?

Марина неуверенно кивнула.

– Ну, тогда сейчас – самое время.

«Действительно, самое время, – подумалось Марине, – другого просто не будет…»

– Я бы хотела с ним встретиться, – наконец сказала Марина.

– Для чего, позвольте спросить? – из-за дыма подала голос Марго. – Вы ведь уже встречались, насколько я знаю.

Марина снова кивнула. Она поняла, что «включить заднюю» у неё не получится – придётся врать.

– Понимаете, мне хочется, чтобы всё побыстрее произошло… сказала Марина, – ну, вы понимаете…

На неё смотрели удивлённо, и даже, возможно, совершенно искренне. Марину это немного смущало, но более всего (и заметила она только сегодня) на неё давило и несколько пугало то, что она говорила не с четырьмя разными женщинами, а будто бы с одним существом о четырёх телах. С некой единой силой, которую просто распределили по четырём фронтам и усадили вокруг одной единственной Марины. Бред, конечно, но ощущение казалось настолько сильным, что Марине так и не удалось от него избавиться – с того момента она уже не могла воспринимать «ведьм» поодиночке, а лишь в командном составе.

– Понимаем, – за всех ответила Марго, избавив Марину от дальнейших мучительных объяснений. – Но, к сожалению, можем вам помочь только в организации встречи, хотя это и не приветствуется. Остальное не в нашей власти…

– Вы нам очень симпатичны, Марина, – приняла эстафету Софи, – но всё, что происходит между вами, между вами и остаётся.

Марина не поняла, о чём они, но всё равно поблагодарила обеих. С ней картинно раскланялись и налили ещё чаю.

– Ну что, кто звонить-то будет? – спросила Софи.

– Кто же, как не я, самая старая из присутствующих здесь дам! – прокряхтела Марго, вызвав у окружающих смех.

С этими словами она достала из ридикюля знакомый Марине листок с коряво записанным телефоном гопника, положила на скатерть и аккуратно разгладила ладонями.

На столе откуда-то появился раритетный телефон с огромным дисковым номеронабирателем и огромной же трубкой, лежащей на развесистых рычагах. Марго взяла оперстнённой рукой чёрную трубищу и несколько раз с усилием крутанула диск.

– Здорова, Вася! – заорала она в трубку после приличной паузы. – Это бабаня Марго! Пахана свистни!

Из трубки донеслось что-то похожее на «сам перезвонит».

– Ну ладно! Подождём! Пакеда, Вася, черепам привет!

Марго водрузила трубку на рычаги и закурила.

– Этого гопника Вася зовут? – с удивлением спросила Марина.

– Да все они Васи, – махнула рукой Марго.

Телефон противно тренькнул минут через десять-пятнадцать, когда Марина уже перестала верить, что когда-нибудь вообще зазвонит.

– Тут одна девушка симпатичной наружности желает с вами как можно скорее встретиться, – сказала поднявшая трубку Марго совершенно нормальным голосом, – да, вот тут рядом со мной сидит…

Марина приняла трубку из её рук и приложила к уху прохладный бакелит.

– Добрый вечер, Марина, – сказала трубка.

– Здравствуйте, – ответила Марина она, побоявшись назвать визави по имени.

– Как я понимаю, вам не терпится. Я вас прекрасно понимаю. Чтобы ускорить процесс, мы поступим вот как…

Марина отметила про себя, что Велиор говорит отрывисто и чётко, словно отдаёт распоряжения войскам. Она даже на секунду представила его в мундире с эполетами на фоне развевающихся знамён.

– …в эту субботу в девять утра вам надлежит явиться в МИИТ на курсы живописи и рисунка. Туда же, где вы были в прошлый раз. Я там буду. Условия прежние. Придёте?

– Разумеется, – твёрдо ответила Марина.

– Вот и чудненько. Тогда до скорого. Ведьмам привет.

В трубке резко щёлкнуло.

– До встречи, – сказала Марина тишине.

– Ну что? – спросила Марго.

– Вам всем привет, – ответила Марина, аккуратно кладя трубку.

– А по существу?

– Всё хорошо, – рассеянно, с вымученной улыбкой ответила Марина, – спасибо за хлопоты.

Ночью Марине приснился почти тот же сон про аэропорт. Почти, потому что стрелка весов в нём не остановилась в зелёном секторе, а уверенно проследовала дальше и, пройдя жёлтый, примерно до половины залезла в красный. Марина посмотрела туда, где должна сидела дама в мундире, но её там почему-то не оказалось. Того, кто её заменил, пока Марина следила за стрелкой весов, через ставшее вдруг полупрозрачным стекло разглядеть не удавалось. Марина нагнулась к окошку и чуть не умерла от страха. Более жуткой картины ей в жизни видеть не приходилось. Прямо на столе сидел некто маленького роста с одним глазом. Вместо второго была безобразно взбухшая мозоль. Острые уши незнакомца несимметрично торчали в стороны, широко раздутые ноздри подрагивали, а из-под сросшейся верхней губы свисал раздваивающийся синеватый язык.

Марине захотелось срочно проснуться, но это оказалось непросто. Она понимала, что видит всего лишь сон, что ей ничего не угрожает, но не нашла ничего лучшего, чем закричать, и в итоге проснулась от собственного крика.

Существует масса историй, когда портрет похищает что-нибудь у того, кто на этом портрете изображён. Жизнь, душу, молодость… Обычно в этом контексте вспоминается Оскар великолепный, но, поверьте, тема не нова. К ней обращались и до него и после. История же Михаила оказалась прямо противоположной, в том смысле, что обокраденным оказался художник, а не модель. Проще говоря, он сам.