Короче, это была мегакрутая экокапсула. Иначе не скажешь.

Взглянув на это жилище, некоторые назвали бы Уайлда «экопсихом» или «зеленым экстремистом». И ошиблись бы. Капсула обеспечивала ему уединение и защиту. Она была полностью автономной, и Уайлд мог обходиться без контактов с цивилизацией. На крыше стояли солнечные батареи. Если понадобится больше электроэнергии, Уайлд мог добавить к ним шест с ветряком. Сферическая форма жилища позволяла без труда собирать дождевую воду, а в период засухи Уайлд мог разжиться водой где угодно — в озере, в ручье, в водонапорной колонке. После системы обратного осмоса и ультрафиолетовой очистки любая вода становилась пригодной для питья. Объемов накопителя и бойлера вполне хватало на одного человека, хотя дома у Лейлы Уайлду, признаться, нравилось блаженствовать под нормальным напором нескончаемой горячей воды.

В доме не было ни стиральной машины, ни сушилки, ни микроволновки, ни телевизора. Уайлд прекрасно обходился без этого хлама. Из электроприборов ему нужны были лишь ноутбук и телефон, а для них питания в капсуле было более чем достаточно. У него не было ни термостатов, ни электрических выключателей — за все эти функции отвечало приложение «умный дом».

Капсулу нетрудно было погрузить на пикап и перевезти в другое место. Раз в несколько недель или месяцев Уайлд так и делал — переставлял ее хотя бы на пятьдесят или сто ярдов. Пожалуй, сейчас такие меры предосторожности были излишни, но если дом слишком долго стоял на одном месте, у Уайлда появлялось ощущение, что капсула пускает корни, а вместе с ней укореняется и он сам.

Ему это не нравилось.

Сейчас Уайлд стоял у раздвижной двери капсулы и размышлял, стоит ли щелкать по ссылке, ведущей на сайт ДНК. Датчики и камеры, запитанные от солнечных батарей, передавали цифровое видео ему на смартфон. Глянув на экран, Уайлд увидел, что автомобиль — красная «Ауди А-6» — остановился. Открылась водительская дверца, из нее вывалился мужчина. Чтобы выпрямиться, ему понадобилось какое-то время. Уайлд знал этого мужчину, хотя они встречались лишь однажды.

Бернард Пайн, отец Наоми.

— Уайлд?

Машина была далеко, и Уайлд не услышал бы его, если бы не микрофоны. Он поспешил по знакомой тропинке к дороге. До нее было чуть больше четверти мили. В капсуле у него было оружие — стандартная «Беретта М9» военного образца, — но он не видел причин брать его с собой. Уайлд не любил оружие, да и стрелок из него был неважный. Хорошо, что тем вечером, когда он отобрал у Тора пистолет, не пришлось стрелять. И дело вовсе не в том, что Уайлд боялся кого-то ранить. С такого расстояния он запросто мог промахнуться.

Уайлд бесшумно подошел к Бернарду Пайну сзади:

— Что стряслось?

Пайн вздрогнул и обернулся. Интересно, подумал Уайлд, как он узнал про это место? Хотя не такой уж это секрет. Все знают, куда ехать, если нужно связаться с отшельником.

— Мне нужна ваша помощь, — сказал Пайн.

Уайлд ждал.

— Она снова пропала, — продолжил Пайн. — Наоми. И на этот раз она не пустилась в бега.

— В полицию обращались?

— Да.

— И что?

— Сами как думаете? — Пайн закатил глаза.

Разумеется, полицейские решили, что Наоми опять сбежала. Когда всплыл обман с челленджем, объяснил Пайн, школьные хулиганы взялись за нее с удвоенной силой и Наоми совсем отчаялась. А в полиции к ней относятся как к мальчику, который кричал «Волки!», хоть она и девочка.

— Я вам заплачу, — сказал Пайн. — Слышал, что… — Он умолк.

— Что вы слышали?

— Что вы таким занимаетесь. Что вы опытный следователь, или как это называется.

Это, пожалуй, было преувеличение. Когда-то Уайлд работал в охранной фирме «КРУ», занимался персональной защитой граждан США за границей. Из-за специфических навыков — и еще из-за отсутствия свидетельства о рождении — Уайлду поручали самые деликатные вопросы, требовавшие максимальной секретности. Заработав достаточно денег, Уайлд отошел от дел, но остался негласным партнером фирмы: официально сместился в сумеречную зону под названием «консультационные услуги».

— Она не сбежала, — повторил Пайн.

Язык у него заплетался. Судя по виду, Пайн уже успел пропустить стакан-другой после трудового дня: глаза красные, рубашка измята, галстук ослаблен.

— Почему вы так решили?

Поразмыслив, Пайн ответил:

— Если я сошлюсь на отцовское чутье, вы, наверное, не поверите?

— Ни на йоту.

— Ее похитили.

— Кто?

— Понятия не имею.

— Как насчет признаков нечестной игры?

— Нечестной игры? — Пайн нахмурился. — Вы что, серьезно?

— Вы говорите, ее похитили. У вас есть какие-то доказательства?

— У меня есть отсутствие доказательств.

— То есть?

— Ну, Наоми здесь нет. — Бернард Пайн развел руками и как-то странно улыбнулся. — Она отсутствует.

— Вряд ли я могу вам помочь.

— Потому что мне нечем доказать, что ее похитили?

Пайн, пошатываясь, направился к Уайлду. Чуть быстрее, чем нужно, — словно собирался напасть. Уайлд сделал шаг назад. Пайн остановился и миролюбиво поднял руки:

— Послушайте, Уайлд, или как вас там. Черт, пусть будет по-вашему. Допустим, Наоми сбежала. Если это так, она сейчас совсем одна. — Он обвел руками лес, словно его дочь пряталась где-то здесь. — Ее довели эти неандертальцы из школы. Теперь ей грустно, страшно, и… и ее нужно найти.

Уайлд нехотя признал, что в этих словах есть крупица здравого смысла.

— Ну так поможете мне? Нет, не мне. Забудем про меня. Вы видели Наоми. Скажу вот что: вы ей понравились. Поможете ей?

Уайлд протянул руку:

— Дайте ключи от машины.

— Что?

— Я отвезу вас домой. По дороге расскажете все, что вам известно.

Хестер пыталась сосредоточиться, но волновалась, будто школьница.

В гостях у передачи «Краймштейн и криминал» был знаменитый активист и адвокат Саул Штраус. Темой нынешней передачи, как и почти всех передач последнего времени, была возмутительная президентская кампания Расти Эггерса, гуру телевизионных ток-шоу и человека с сомнительным прошлым.

Хестер подводила программу к рекламной паузе, но думала лишь об эсэмэске, которую только что прислал Орен Кармайкл:

Она, волнуясь — блин, старовата она для таких волнений, — ответила утвердительно и добавила, что сообщит имя Орена на проходную и что он может приезжать в любое время. Чуть не поставила в конце текста эмодзи — сердечко или смайлик, — но здравый смысл подсказал не делать этого.