это не меняет. Я не располагаю нужной тебе информацией. И погубленные вами гвардейцы вряд ли бы вам помогли. Отец хранит все цифры в тайне. По поводу солдат и кораблей… такими сведениями наверняка обладают приближенные. Но я не из их числа. Младший ребенок, да еще и женского пола. Поэтому извини.

Я встал перед ней и посмотрел прямо в глаза. О боги, до чего знакомый взгляд, проникающий в самую душу! Словно ее мать восстала из мертвых, чего, разумеется, быть не могло.

– Кое-что тебе известно. Уверен, юная особа, прочно сидящая в седле и владеющая мечом не хуже рыцаря, знает гораздо больше, чем думают окружающие.

Она сглотнула. Попалась! До сих пор никто не принимал ее всерьез. Однако под этими растрепанными кудрями и струящимся платьем я угадывал отважное сердце и острый ум, которые она прятала за семью печатями. Оставалось лишь подобрать ключ.

Я задумчиво расхаживал по камере. Иногда молчание действовало узникам на нервы, и они принимались петь соловьем, только бы заполнить гнетущую паузу. Пытки тоже хорошо развязывали язык, но у меня этот метод не вызывал ничего, кроме отвращения. В конце концов, мне нужны не страдания, а победа.

Чем взять спесивую принцессу? Взаимовыгодным обменом.

– У меня к тебе предложение. Скажи, сколько охранников во дворце, а я открою тебе страшную тайну.

– Какую еще тайну?

– Как умерла твоя мать.

На секунду ее взгляд смягчился.

– Ты и впрямь присутствовал при этом?

– Да.

Она отрешенно уставилась в пол, но потом вскинула голову и, не открывая глаз, заговорила:

– Замок круглосуточно охраняют шестьдесят восемь человек. – Веки у нее подрагивали. – По праздникам и торжествам их число увеличивается, но редко превышает сотню.

Мои брови поползли вверх. Какая лаконичность, какая четкость изложения! Если так пойдет и дальше, считай, Дарейн у меня в кармане.

– Благодарю, принцесса. – Я снова шагнул к ней вплотную. – Мне поручили добыть информацию у твоей матери. Я пытался разговорить ее добрых двадцать минут, однако она отказалась делиться сведениями. По крайней мере, такими, которые представляли для нас ценность. И тогда ее обезглавили. – (Короткая пауза.) – Это сделал я.

Ее глаза потемнели.

– Ты?

– Да.

– Как ты посмел?

Я отступил назад:

– Она была обречена. Надеюсь, ты понимаешь почему.

Ее глаза… точно бушующее море, где под гладью светского воспитания зреет настоящая буря. Грудь пленницы сердито вздымалась и опускалась, а воображение восполняло отсутствующие фрагменты в общей картине.

– Включи логику, – посоветовал я. – Увидев тебя в лесу, я мгновенно сообразил, кто передо мной. Ведь ты точная копия матери. Но ведь и ты меня узнала. Ну же, Анника, угадай, кто я.

Осознав весь ужас происходящего, она часто и судорожно задышала:

– Ты сын того монстра Яго.

Я отвесил ей короткий поклон:

– Как видишь, все справедливо. Вы обезглавили моего отца.

– Моей вины здесь нет. Не я выносила ему приговор, не я приводила его в исполнение, хотя, видит бог, твой отец заслужил наказание за свое преступление. Но он хотя бы удостоился справедливого суда.

– А после его труп швырнули в телегу и выпустили лошадь в лес. Мы наткнулись на него по чистой случайности. По-твоему, это благородный поступок?

– Мама… – Ее голос сорвался. – Ее тело погребено здесь?

– Да.

Она отвернулась, чтобы скрыть слезы. Я деликатно молчал.

– Если в тебе есть хотя бы капля достоинства, развяжи мне руки, дай меч и сразись со мной один на один. Я одолею тебя в честном поединке.

– Не одолеешь! – отрезал я. – Задатки у тебя недурные, не спорю, но опыта маловато. А слепой гнев – плохой советчик, он неизменно ведет к ошибкам. Так или иначе, победа будет за мной.

Принцесса тряхнула головой. То ли в знак протеста, то ли в попытке привести мысли в порядок, то ли от досады. А может, из-за всего сразу.

– Мы не закончили с вопросами, – напомнил я.

Она холодно рассмеялась:

– Неужели ты еще надеешься выудить из меня информацию? Потрясающая наивность!

– Не наивность, а банальный здравый смысл. Сведения о твоей матери в обмен на твои знания.

Пленница скрестила руки на груди – с кандалами на запястьях задача не из легких.

– Оставь свои сведения при себе, мне довольно воспоминаний. А главарю передай, что ты своим высокомерием сорвал переговоры.

Несмотря на ее ледяной тон, внутри у меня все полыхало от гнева. Лучше сгинуть в огне, чем осрамиться перед Каваном! Стараясь ничем не выдать своего отчаяния, я выудил из-за пояса складной нож:

– У тебя такая хрупкая шея, принцесса. – Я взял выбившийся из прически локон и поднес к ее лицу. – Перерезать ее будет легче, чем сделать вот так. – Молниеносным движением я отсек прядь и показал ей. – На твоем месте я бы не играл в молчанку.

– Нет. – Голос ровный, бесстрастный и холодный как лед.

– Твоя мать не мучилась перед смертью, а вот тебе может повезти меньше. Если переменишь решение, я охотно поведаю о ее последних минутах.

Я направился к двери, но на пороге обернулся. Пленница по-прежнему сидела не шелохнувшись, уставившись в стену.

– Вернусь через час. Подумай хорошенько, принцесса.

Анника

Едва дверь за ним захлопнулась, я дала волю слезам.

Конец всем надеждам и терзаниям. Больше нет нужды гадать и строить воздушные замки.

Твоя мама мертва, Анника. Она никогда не вернется. Теперь ты знаешь наверняка.

Мне следовало довольствоваться хотя бы тем, что мама не страдала и упокоилась в могиле, а не была брошена на растерзание диким зверям. Однако меня, напротив, все сильнее снедала тоска.

Я должна была разделить с ней последние минуты! Но никак не он. Злость и негодование закипали от мысли, что меня самым наглым образом шантажируют. Шантажируют историей смерти моей матери! В голове не укладывалось, как можно мирно беседовать с тем, кто отнял жизнь у самого дорогого тебе человека. Убийца всегда представлялся мне зловещим монстром, но никак не ребенком. Немногим старше меня самой.

Мама где-то здесь, рядом.

Если я назову ему цифры, разумеется липовые, как и в первый раз, может, он отведет меня на могилу, позволит проститься. Вот только у меня начисто пропало желание делиться чем-либо. Зато возникла непреодолимая тяга забирать. Хотелось повергнуть его в пучину нечеловеческих страданий, каких не доставишь в обычном поединке на мечах.

Довольно плакать, слезами горю не поможешь! Сейчас нужна холодная голова. Как мне выбраться отсюда? Думай, Анника, думай!

Я достала из волос шпильку и занялась кандалами. Закрыла глаза и всецело сосредоточилась на механизме. Однако потрясения, голод и усталость брали свое. Руки тряслись,