под Олесино театральное закатывание глаз к потолку я купила Алексу ту дублёнку со скидкой, а остальные деньги отдала Соне. Больше в них никто не нуждался, да и было-то там всего десять тысяч.

Подруги решили проводить меня, поэтому мы медленно (а быстро на Олеськиных каблуках ни у кого бы не получилось) двинулись к моему дому.

— А вы бы решились? — тихо спросила я.

— Я — точно нет. У них там, небось, ни Луи Виттона, ни феминизма, ни беспорядочных половых связей, ни сигарет, ни кофе. А это мои основные жизненные ценности, — фыркнула в ответ Олеська.

— Я бы тоже нет. Я свою работу люблю, — сказала Катя.

— И я нет. Не хочу ни от кого зависеть никогда. Детей бы поднять теперь… Да и поздновато в тридцать лет такие приключения себе устраивать. Раньше надо было, — подытожила Соня.

— Ой, не начинай. У тебя старшего скоро можно будет на работу отправлять, — махнула Олеся рукой. — Хочешь, к себе возьму.

— Соня, только будь осторожна, а то отдашь Владика работать, а потом станешь Олеськиной свекровью. Всем известно, зачем она парней к себе в отдел берёт, — улыбнулась я.

— Зато хоть сытый будет, — хмыкнула Соня.

Мы уже пришли к моему дому, и я обнимала подруг, когда заметила своих мужчин, играющих в ножички во дворе. Мальчики тоже меня заметили, подбежали и поздоровались. Алекс подошёл, равнодушно мазнул взглядом по лицам, а затем поздоровался с сильным акцентом:

— Привет.

— И тебе привет, Алекс, — поздоровалась Катя, откровенно глазея на его шрам. — Да, не хило тебя приложило.

Олеся тоже разглядывала шрам, а вот Соня скрестила руки на груди и воинственно выдвинула подбородок. В общем, не впечатлилась видом любви всей моей жизни.

— Береги Аню, — строго приказала подруга, глядя ему в глаза.

Алекс молча кивнул и ушёл домой, уведя мальчишек за собой.

Я обняла подруг и попрощалась. Олеська пустила слезу и шмыгала носом, Катя нервно теребила кончик локона, а Соня насупилась.

— Удачи вам, девочки, я вас очень люблю!

— И тебе удачи. И чтобы всё у тебя получилось. Но всегда помни, что тебе есть куда вернуться.

Я кивнула, ещё раз обняла их и пошла в сторону дома. Зароненные девочками сомнения расцветали в душе буйным цветом, но я действительно должна попробовать. И ради сыновей, и ради себя. Последние годы я словно и не жила, словно часть души отмерла, замёрзла, засохла и покрылась коркой. А сейчас она оживает и отогревается.

В задумчивости я чуть не сбила с ног мать Марка. Не сразу её узнала и удивилась мертвенно-бледному, заплаканному лицу.

— Лидия Петровна? Что случилось?.. — спросила я, уже зная, что она ответит.

— Марк… Марк… Марка… не спасли. Он… — прорыдала соседка, — умер!..

— Кошмар какой. Лидия Петровна, но как же так? Что с ним случилось?

— Врачи искали… не нашли, отчего… полиорганная недостаточность… — горестно всхлипнула она. — Сгорел за двое суток… Он же такой молодой был… Как же так, Анечка? Ты же врач! Он на что-то жаловался?

— Нет. Никогда, — тихо ответила я. — Мне очень жаль. Примите мои соболезнования, Лидия Петровна.

Проводив соседку до седьмого этажа, я поднялась к себе. Марка было жалко, несмотря на то, что он со мной чуть не сделал. Видимо, это самое пресловутое «чуть» и играло роль. Может, он и вёл себя так странно, потому что чем-то обдолбался? Бедняга.

«Попрощалась с подругами?» — спросил Алекс, когда я вернулась домой.

«Да. Вы ужинали?»

«Да, мальчики готовили. Получилось сытно. Не особо вкусно, но я и хуже ел».

«Вот и молодцы. Тогда сегодня последние сборы, а завтра утром отправляемся?»

«Да, только до завтрака. Лишний вес нам ни к чему».

«Алекс, у меня для тебя кое-что есть…» — я протянула ему большой пакет со сложенной дублёнкой и наблюдала за реакцией.

Муж удивлённо посмотрел на меня, а затем тихо сказал вслух:

— Спасибо.

Остаток вечера прошёл в сборах и суете. То мальчики хотели взять с собой Лего, то Алекс отказался отдавать свой странный комбинезон в стирку и сушку перед дорогой. Игры во дворе не прошли бесследно, хорошо хоть Саше с Лёшей хватило ума надеть джинсы и футболки, которые мы с собой решили не брать.

— Мам, ты купила дурацкий рюкзак! Я хочу взять свой старый, синий.

— Нет, Саш. Это не обсуждается, — терпеливо ответила я в который раз.

Рюкзаки они критикуют! Посмотрите на них! Тоже мне нашлись барышни на выданье.

— Ну мам! — насупился Сашка.

— Да, мне тоже они не нравятся. Мы же другие выбрали! — подхватил Лёша.

В чувство их привёл Алекс. Не знаю, что он им сказал, но после этого братья присмирели, спокойно дали уложить вещи, а я разрешила взять по две любых футболки без пластиковых принтов.

Свои вещи я собрала быстрее. Одобренные изначально Алексом сапоги оставила дома, судя по его обуви, проблем с покупкой новой не будет. Все купленные нами драгоценности сложили мне в рюкзак, семена я показала, но Алекс только плечами пожал. В итоге одежду пришлось выложить. Мой рюкзак оказался набит почти до отказа и весил явно больше пяти килограмм или двух арробов, но муж комментировать это никак не стал. Свои старые сапоги и тяжёлый комбинезон из плотной ткани, в которых пришёл сюда, он оставил, объяснив тем, что эти вещи ничем особенно не ценны, а вес дают, поэтому мы обойдёмся без них. В другой мир муж собрался идти в одних тонких джинсах.

Уже после одиннадцати вечера в дверь позвонили. Я с удивлением обнаружила на пороге Олесю всё на тех же невероятных шпильках. И как она в них целый день ходит? Подруга поманила меня на выход из квартиры и заставила закрыть за собой дверь, чтобы нас не было слышно.

— Ань, смотри, я тут тебе собрала кое-что. Ты бы раньше, что ли, сказала, я бы подсуетилась, интернет бы прошерстила. Сонька с Юлькой тоже скинулись. Только не смей про это говорить Алексу и показывать! Слово мне дай! — властно потребовала подруга.

— Хорошо, даю, — сдалась я, зная, что спорить с ней бесполезно.

— Хоть в трусы засунь, но чтобы это было только твоё, — подруга вложила мне в руку несколько увесистых колец и кулонов с бирюзой, бусы и огромный массивный браслет. — Хотя в трусы не надо, там он в первую очередь найдёт. И вот ещё. Я тебе на день рождения купила, знаю, что заранее не дарят, поэтому это не подарок, поняла?

Олеся смачно поцеловала меня в обе щеки и всунула в руки ещё один свёрток.

— Спасибо! — голос дрогнул.

— Я тебя