Пока мы набирались сил, нашу одежду и обувь унесли, оставив взамен две пары тапок и несколько комплектов чистых вещей. Просторному балахону для Ани я порадовался от души. В тесные брюки её влажные ноги я бы ни за что не впихнул. Также сложным оказалось высушить её волосы полотенцем, сколько я их ни тёр, они всё равно оставались мокрыми.

До своих покоев я нёс её самостоятельно. От непривычной нагрузки плечо начало тянуть и ломить, но нельзя не отметить, что ощущения были не такие острые, как обычно. Видимо, подействовал массаж, который делала жена. Рука действительно стала чуть лучше вращаться в плече, а тянущее чувство внутри немного уменьшилось.

Сыновья уже ждали в моих покоях. В комнате было сумрачно, включить свет они не сумели или не захотели, и напоминали двух нахохлившихся птенцов.

— Папа, — позвал Лёша. — Мама как? Здоровье как?

Аларанский — язык непростой, мало кто может заговорить с первого дня. Можно гордиться сыновьями.

— Не хуже. Это важно.

Оказалось, что мы с Аней провалялись в купальне почти до самого ужина, поэтому вскоре за нами пришёл один из лакеев и пригласил в столовую. Наверное, разумнее было бы положить жену в постель, но мне не хотелось оставлять её без присмотра, поэтому пришлось брать с собой.

Сыновья этому только порадовались, естественно, им тоже не хотелось выпускать её из виду. Ужин проходил в большой столовой, Эртанис округлил глаза, когда увидел меня с ношей на руках, но комментировать вслух не стал, только что-то зашептал на ухо своей жене, Маритане, старательно сохраняющей светское выражение лица.

Сплетники.

— Прошу к столу. Для Алексиса, видимо, стоило приготовить два прибора, — всё-таки не удержался от шпильки Эртан.

— Алексис, благо твоему роду! Я рада видеть тебя с женой и сыновьями. Эрт ввёл меня в курс дела, и я могу только порадоваться тому, что многие твои вопросы нашли ответы, — искренне улыбнулась Маритана.

Она была замечательной парой для делового и циничного Эртана: умной, ироничной, сообразительной, но при этом мягкой и нежной, что позволяло сглаживать его острые углы.

Отношения с ней Эртанис держал в тайне ото всех, и познакомились мы только после их свадьбы. Как он позже сказал, боялся, что такую красавицу уведут. Не зря боялся, охотников нашлась бы масса. Они поженились семь годин назад, ещё до войны, а их старшей дочери было чуть больше пяти, почти одного возраста с моими сыновьями.

— Блага вашему дому, Маритана. Хочу представить вам Александра и Алексея, моих сыновей.

— Очень приятно, мы уже успели познакомиться. Мальчики почти целый день посвятили урокам аларанского, и сделали большие успехи.

Сыновья сели рядом и принялись за еду. Хорошо, что потрясение не сказалось на их аппетите. Постепенно за столом завязалась беседа.

— Алекс, сколько вы планируете пробыть у нас? Мы с удовольствием примем вас на любой срок.

— Я думаю, что это будет зависеть от того, насколько быстро придёт в себя Аня. В любом случае, порталы для неё в ближайший месяц под запретом, а дальше… Не знаю, сможет ли она пользоваться ими вообще. Так что, возможно, мы полетим на крыларах.

— На крыларах до твоего замка не меньше шести кинтен, — вскинул брови Эртанис.

— Да, около того. Получается, что оба варианта почти равноценны — лететь самим или ждать тут, пока не получится воспользоваться порталом, — обратившись к сыновьям, я добавил: — Кинтена состоит из пяти дней. А месяц из пяти кинтен. Всего в године двадцать пять месяцев, которые мы делим на пять кинтестралей[5]. Наша година примерно равна двум годам в вашем мире, так что по местным меркам вам около пяти годин.

Я не был уверен, что сыновья меня поняли, но оба кивнули.

— В конце каждой годины мы устраиваем большой праздник, который длится семь или восемь дней в зависимости от годины. Эти дни не входят ни в один месяц, они как бы лишние. Последний день годины — День Прощания, праздник, когда мы прощаемся со всеми людьми, ушедшими в прошлой године, со всеми проблемами и горестями. А первый день годины мы называем Днём Начинания, когда мы приветствуем новую пору, — мягко пояснила Маритана.

— Первый и последний дни каждого месяца никто не работает, — добавила Микаяна, старшая дочь моих друзей.

— У нас каждый сам определяет своё расписание, традиционные для всех выходные — это первый и последний дни месяца, а также тринадцатое число тринадцатого месяца, День Золотой Середины. В этот день празднуют середину годины, — добавил я.

— Спасибо! — поблагодарил Саша за пояснения.

— Как хорошо вы уже понимаете и даже говорите! И это всего за один день! Потрясающий прогресс! — искренне восхитился я.

Может, сыновья и хлюпики, но не дураки. И это прекрасно, потому что набрать мышечную массу гораздо проще, чем поумнеть. По себе знаю.

— Да, на детях зелье работает очень эффективно, действие сохранится ещё около трёх месяцев, советую это время использовать по максимуму, — сказал Эртанис. — Ещё одно я заказал для твоей жены, выпьет, как только встанет на ноги.

— Советую включить в программу обучения ещё теорию магии и физические нагрузки, — добавила Маритана.

— Согласен, можно с завтрашнего дня и начать, — кивнул я. — Мне нужно ещё одно зелье восстановления для Ани.

По распоряжению хозяев дома его тут же принесли, и я аккуратно напоил жену. Наверное, стоило оставить её в постели, а не тащить с собой, но я откровенно не знал, как правильно поступать в подобной ситуации. По большому счёту, ей-то всё равно, а торчать безвылазно у её постели как-то странно, есть удобнее за столом. И вреда от этого не было. Разве что я капнул соусом ей на балахон. Дважды.

С другой стороны — тащить к столу бессознательного человека тоже странно. Хотя Аня выглядела так, будто просто спала.

А я ни на секунду не хотел оставлять её одну и стыдился того, что зачерпнул её сил, хоть выбора и не было…

«Что-то не припомню, чтобы ты раненых и больных на обед с собой таскал, Алекс. Но это, наверное, чтобы получше избавиться от своей единой. Очень логично, да», — раздался в голове ехидный голос Эртаниса.

«Заткнись, гайрон!» — огрызнулся я.

Разговор за ужином не клеился. Маритану явно распирало от любопытства, которое я не стремился удовлетворять, мальчики были слишком напуганы состоянием матери и больше смотрели на неё, чем участвовали в беседе. Эртанис же словно воды в рот набрал, никаких комментариев больше себе не позволял, только смотрел с усмешкой, чем раздражал безмерно.

К концу ужина