Майор против майора. На стороне одного власть и профессиональные амбиции, на стороне другого желание выкарабкаться из глубокой навозной ямы.

Костин не мог заставить себя злиться на Петрова, хотя без злости заставить себя отрабатывать от и до невероятно тяжело. Он ехал отбирать у грабителей чемоданчик, а тут такая фигня приключилась. На его месте мог оказаться любой здоровый мужик.

Поймав себя на сентиментальности, Костин покачал головой. Если бы его начальство могло заглянуть ему в черепушку, его давно бы сняли.

* * *

Секретарь его сегодня просто… как это по-русски… «достал». Как можно забыть то, что ему сказал шеф? Отношение к работе у господина Сотникова не отличалось исключительностью, а таких людей Фишер плохо выносил.

Как можно развивать экономику, как можно двигаться вперед на разгильдяйстве и вседозволенности?! Он просил, по-человечески просил, чтобы его секретарь пришел сегодня на работу не к восьми, а к семи. Что здесь особенного?

Вот уже полвосьмого, а в офисе только его хозяин.

Гюнтер планировал отправить своего человека с чемоданчиком в Москву. И где он?

Вот хлопнула входная дверь. Наконец-то! Гюнтер поспешил за стол. В этой позиции устраивать разнос лучше всего.

Когда Сотников вошел в кабинет, немец скривился, увидев человека за его спиной.

– Иннокентий, что такое? Мы же договаривались. Или ты сделал работу?

Петров хлопнул секретаря Фишера по плечу так, что он потерял равновесие и был вынужден сделать шаг в сторону.

– Мы тут поговорили, – начал Петров по-немецки, – ты вроде собирался чемоданчик в Москву везти? Давай я это сделаю.

Фишер посмотрел на секретаря. И все-таки эти русские… они… он не знал, что и думать.

– Я же вам ничего не говорил.

– Он взял меня за горло… – стал оправдываться Сотников.

– Но я же вам ничего не говорил!

– Ну, я подумал… Он, – секретарь кивнул головой на майора, – попросил подумать, что дальше будет с чемоданчиком.

«Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…»

– Господин Сотников, вы случайно не родственник Шерлока Холмса?

Секретарь стоял бледный, по нему было видно, что больше всего он хотел бы убраться отсюда как можно дальше.

– Нет, – робко ответил он на вопрос шефа.

– Тогда почему вы занимаетесь, – он долго подбирал слово и наконец выдал: – хреновиной? Так?

Петрову надоело слушать выяснение отношений.

– У тебя очень умный секретарь, да, Гюнтер? Поздравляю, ты умеешь подбирать людей. Он догадался, куда поедет чемодан, или то, что в нем. Ну так как насчет моего предложения?

– С вами поговорим позже. – Фишер отпустил секретаря.

Петров позволил себе по-хозяйски заглянуть в холодильник, достать упаковку апельсинового сока и развалиться в кресле, любимом кресле Гюнтера.

– Иннокентий, я тебя понимаю.

– Да ну?.. Третий мальчик, друг мой, уже в милиции. Еще немного, и меня обложат со всех сторон. Я хочу знать, за что я убил двух пацанов. Если ты мне не доверяешь, пусть чемоданчик везет секретарь, но в этом случае мне необходима компенсация. Жизнь в Европе дорогая.

Дарья сидела в «девятке», воткнув в уши миниатюрные наушники, и не сводила глаз с кассеты, на которую шла запись всего разговора.

– Ты не понимаешь, куда лезешь, – Гюнтер смотрел то на Петрова, то на крышку полированного стола.

– Нервничаешь, боишься меня, Гюнтер?

– Тебя? – Фишер стал истерически смеяться. – Ты ведь не убьешь меня, Иннокентий?

– Нет. – Петрову не нравилось, что его держат за взбесившегося пса. – Я просто хочу удовлетворить собственные морально-финансовые амбиции.

– Давай я дам тебе денег, после чего мы с тобой расстанемся навсегда.

Дарья затаила дыхание. Немец богат, немец заплатит – и тайна чемоданчика так и не будет раскрыта!

– Мне много надо, – улыбнулся Петров.

– Я богат, – с достоинством парировал Гюнтер. – Сколько?

– Может, ты хотя бы расскажешь мне, что в чемодане?

– Извини.

– Сто тысяч долларов. Как в кино.

– Сумма неприемлема. Если я заплачу столько, то понесу убытки. Десять тысяч марок мне кажется более реальной суммой.

– Поверь, Гюнтер, мне не хочется так поступать, но я слишком здорово вляпался. Надеюсь, ты не забыл, чье распоряжение я выполнял, добывая чемоданчик… Я согласен.

– Идиот, – выругалась Дарья. – Надо давить! Что он делает, черт!

Неужели придется отрываться от слежки и через третьи страны уходить из России?.. Если их поймают, ее посадят за убийство. Почему он не требует больше?..

Иннокентий сел к ней в машину и устало выдохнул:

– Все нормально. Мы стали богаче на десять тысяч марок.

– Ты мог бы потребовать больше! – Она не могла успокоиться.

– Мы были почти друзья. Кроме того, зачем? Нам ведь все равно не выбраться даже из города… Нас ведь пасут, а ты, Дарья, подстава. Ментам интересно, что в чемодане, надеются раскрутить большое дело.

Она повесила нос и заревела.

– Я убила человека, – провыла она, закрыв лицо руками, – случайно!.. Он напал на девушку, а у меня был твой баллончик… Мне пригрозили… Если я не узнаю, на кого ты работаешь и что было в чемоданчике, меня посадят!..

– Это было легко понять. То, что за нами следят, я вычислил по дороге, а уж твоя настойчивость насчет чемоданчика не могла не навести на подозрения.

– Меня загнали в угол… К тому же откуда мне было знать, что в этом баллончике столь сильная дрянь, что она убьет человека?

– Я тебя предупреждал.

– Но я не думала, что это вещество настолько ядовито!

– Теперь уже поздно думать, – он окинул взглядом двенадцатиэтажное здание, где Гюнтер снимал целый этаж. – За нами сейчас наблюдают. Ждут, что мы дальше выкинем.

– Нам надо узнать, что в чемоданчике. – Дарья плохо себе представляла свое дальнейшее житье-бытье в случае отрицательного результата. Костин ведь засадит ее!

– Для меня более предпочтительным является выход из игры.

– Тебе никто не даст выйти. Куда мы денемся? Одно неверное движение – и нас захомутают! Я бы на твоем месте все-таки перехватила чемоданчик и поставила бы свои условия и Фишеру, и милиции. Вдруг ценность того, что там находится, заставит ментов закрыть глаза на твое исчезновение, а я вообще заработаю амнистию?

– Ты умеешь убеждать. Только светит ли нам выиграть торги?

– Предложи что-нибудь другое. – Она размазывала по щекам тушь.