— Ради тебя я готов на всё, — Дима улыбается своей самой невинной улыбкой.

Как я могу не согласиться? В конце концов, мы не подростки, что мне стоит просто быть спокойной и не поддаваться на провокации.

Вечером я стою в ванной, поправляя свою самую целомудренную пижаму и страшно себя ругаю. Самоуверенная, глупая Алиса. От напряжения даже трясутся поджилки, мурашки покрывают кожу, а сердце опять убегает в пятки. Как же, мы взрослые, какие могут быть проблемы, просто поспать ночь рядом! Только сейчас я совсем так не думаю.

Днем я умудрилась заявить, что нельзя ему на коврик. Кровать достаточно большая, поместимся вдвоем, а чтобы он не покушался на мою честь, я положу между нами подушку. О, какое необдуманное решение. Я готова взвыть от собственной глупой решительности.

Между нами искрит так, что в одной комнате находиться и то опасно, не то, что лежать в одной кровати, в тонкой пижаме. Подушка — тоже мне крепость.

И самое обидное, непонятно кто еще на кого будет покушаться.

Когда он вышел из ванной пятнадцать минут назад, в одних пижамных брюках, у меня перехватило дыхание. Все его мышцы, которые я замечала раньше под одеждой, но списывала на воображение, оказались реальностью. Капельки воды, блестящие на его торсе, влажные волосы и вот эта самоуверенная улыбка. Чёртов Фёдоров.

Выходя из ванной, я решаю для себя — делай, что должно и будь что будет.

Глава 27.

Дима лежит на кровати, прикрывшись одеялом, что-то читает, и это просто отлично, потому что мне все еще не по себе. Мурашки пробегают по всему телу, пульс учащается. Ну конечно, ведь одеяло только что сползло и я наблюдаю самые верхние кубики пресса, а думаю о самых нижних.

Он замечает меня и улыбается, а я начинаю нервничать еще больше.

— У нас ничего не будет, ты же понял, да? — выпаливаю я и тут же прикрываю глаза от разочарования, как ужасно это прозвучало. Хуже не бывает. Где та взрослая и уверенная в себе женщина, которой я себя считала еще сегодня днем?

— Конечно, не будет, мы же договаривались. Ну, если только ты этого не захочешь. Твое желание для меня закон, — он спокоен и продолжает улыбаться. А можно мне тоже так круто владеть своими эмоциями? Где этому учат? Но вместо того, чтобы закончить этот бесполезный диалог, я умудряюсь продолжить его.

— И потому ты в одних штанах тут разгуливал?

Дима ухмыляется и дальше, его настроение только поднимается, судя по всему.

— Конечно, ведь я могу самую капельку тебя соблазнять? Я вообще без одежды сплю, но тебе было бы неудобно, потому штаны надел. Все для тебя.

Видимо я незаметно вхожу в раж, мне хочется обвинить его хоть в чем-нибудь, потому что он кажется слишком идеальным рядом с растерянной и неуклюжей мной. И слишком уж он уверенно меня соблазняет.

— Дим, ты бессовестный ловелас.

— Ты это уже говорила. А, почему бессовестный? Я оделся для тебя, хотя предпочел бы противоположное, хоть и не люблю спать в одежде. Вот она, совесть, — он пожимает плечами и пытается вернуться к чтиву, но не тут-то было. Мне нужно что-нибудь обсудить прямо сейчас. Вообще не важно что, потому что я вообще не понимаю, что делать, когда воцарится молчание.

— Ты не мёрзнешь? — ухмыляюсь я, вплетая в голос капельку сарказма, но он мой вопрос принимает за чистую монету.

— Конечно, нет, — отвечает Дима растерянно. — У нас же цивилизация. Есть обогреватели, есть кондиционеры. Для чего они еще существуют?

— А я вот в пижаме сплю, — отвечаю я невпопад. Я хочу поговорить еще, заставить его растеряться еще больше, потому что…боюсь. Чувствую себя неуверенно и мне в этом чувстве очень нужна компания.

— Ну и отлично, у тебя очень милая пижама. Погоди, — именно в этот момент он понимает, что к чему, и пораженно смотрит на меня. — Ты что, нервничаешь? Ты боишься со мной спать?

— Это очень двусмысленно звучит, — хмурюсь я и признаю, что преимущество все время на его стороне, а я опять неуверенная в себе девочка, провалившаяся на десять лет назад. Не люблю это чувство.

— Ты точно боишься! Но почему? Я отлично себя контролирую, я приличный мужчина и вообще джентльмен. У тебя нет причин мне не доверять, — он посмеивается и пытается убедить меня в своей безопасности одновременно. Но дело ведь не только в этом.

— Я себе не доверяю, — выдыхаю я и смущенно смотрю на него, подходя к кровати всего на один небольшой шаг. Этого хватает, чтобы он схватил меня за руку и опрокинул на мягкие простыни.

Поцелуй. Еще один. Подушка, которая должна была служить барьером, валится на пол. Ну и черт с ней, с подушкой. И с барьерами тоже черт.

— Только скажи мне остановиться — и я остановлюсь, — говорит он, приподнимаясь. И я киваю. Хорошо.

Неуверенность куда-то исчезает, тут ей места нет, как и сарказму. Мне сейчас так хорошо, так жарко и правильно, что я прошу только не останавливаться. Вряд ли я делаю это вслух, но прикосновения Димы почему-то становятся еще жарче, еще нежнее.

Я помню, как он целовал меня раньше, десять лет назад. Помню наш первый поцелуй, когда мы столкнулись лбами, одновременно потянувшись друг к другу. Ничего не изменилось, и одновременно изменилось всё. Он целует меня — и я теряюсь в чувствах и эмоциях, сгораю и возрождаюсь, чтобы опять гореть.

Он везде, его губы касаются моей кожи беспорядочно, в диаметрально противоположных местах. Я чувствую его где-то под кожей, на кончиках ресниц и щекоткой на пальцах. Я даже дышу им. Он всюду. Но мне и этого мало. Я хочу еще больше.

И тут вдруг на нас обрушивается звук и свет, дверь распахивается с небывалым ускорением и бьётся в стену. Мы замираем и отскакиваем друг от друга, путаясь в подушках.

Сначала я думаю, что что-то случилось, может быть, пожар или какая-то тревога. Судорожно поправляю свою целомудренную пижаму и встречаюсь глазами с разъярённой блондинкой.

Она стоит в дверях и грудь ее тяжело вздымается, натягивая и без того тесное платье, волосы спутались, лоб блестит. Не понимаю, откуда эта девица могла взяться в моем домике. Не могла же она при таком хрупком телосложении выломать дверь?

От растерянности я не сразу понимаю, что она тыкает в меня пальцем и что-то требовательно выкрикивает. Голова кружится, от Диминых губ я чувствую себя пьяной и растерянной, и никак не могу сконцентрироваться.

Я вопросительно смотрю на Диму и