Гасилова без приглашения тремя широкими гренадерскими шагами достигла середины кабинета, брюнетка — шагами поменьше, но не отставала от предводителя. "Лесбиянки, что ли? " — мелькнуло у Макса, но он отмел эту мысль, перехватив взгляд брюнетки, устремленный на Игнашу.

Гасилова выдержала паузу, указующий обвинительный перст в семи тонких золотых кольцах уперся в Игнатия и она изрекла:

— Ты! Почему на репетицию не явился?

Парень внимания не обратил на разгневанную матрону, он смотрел на брюнетку. Новая догадка Макса превратилась в уверенность, когда Игнатий пролепетал,

— Феля. А ты чего тут?

— Нет! Это ты чего тут? Опять по бабам пошел?! Ты же обещал, ты мне обещал, — растеряв всю свою решительность, она хотела уже зарыдать. Максим упредил.

— Уверяю вас! Это совершенно безосновательные подозрения.

Гасиловой не понравилось, что разборка перешла в неправильное русло. Пытаясь исправить положение, Инна приступила к Игнатию вплотную, теперь он смотрел на неё снизу вверх.

— Еще раз тебя спрашиваю, почему ты не на репетиции? — отчеканила она.

— Инночка, что ты так наехала на человека? — встрял Макс. — Садись, выпей кофе, обсудим.

Он встал с дивана, предлагая место Гасиловой.

— Не собираюсь я тут с тобой кофея распивать, Лазарев. У меня премьера через неделю!

— Поздравляю, — усмехнулся Макс — он прекрасно был осведомлен о положении дел в коллективе Инны. Гасилова прогорала. Надеялась на мужской балет и солиста Игнатия. Но на него уже надеялся и Максим.

— Извини, но Игнаша совершенно ни при чем, он на класс пришел, как обычно.

— На какой класс?

— К Залесскому. Разве ты не знаешь, Игнатий у нас танцует, солистом. В концертах, весь сезон до июля.

— Что? Это правда, Игнатий? — Гасилова не поверила. — Он у меня танцует! И я не позволю… Ах ты, шестерка, перебежал? Неустойку мне будешь платить, так и знай!

Игнаша, хлопая глазами, промычал что-то нечленораздельное, его сейчас больше тревожила разгневанная Офелия.

В душевой раздался стук, Феля обратила внимание на звук включенной воды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А-а-а-а-а-а, вы мне тут зубы заговариваете, а она там!

— Кто?! — не понял Игнаша.

— А вот кто!

Феля подскочила к двери душа и распахнула её одним рывком. Матовая панель кабины также не была задвинута. Вся компания воззрилась на мокрого Залесского в костюме Адама. Сергей смывал мыло с головы и не мог видеть зрителей.

— Закрываться надо, — второй раз за утро сказал Максим.

— Извините, — выдавила Феля и тихонько притворила дверь.

— Фелечка, ну какие тут бабы? Ты что, не понимаешь? Они же геи, — приободрился Игнатий, с одной из разгневанных женщин он нашел консенсус. С Гасиловой было труднее, но тут за дело принялся Макс.

— Инна, разве Игнатий договор подписывал?

— Договор устный был! И тебе-то какое дело до него? Игнатий, идем! — Гасилова развернулась без тени сомнения, что отщепенец последует за ней.

Офелия, увлеченная порывом Инны, пошла, Игнатия Макс остановил.

— Нет, Игнаша, подожди, давай разберемся. С Инночкой у тебя договор был устный? Или… не был? — Лазарев в упор смотрел на Игнашу, гипнотизируя его на правильный ответ. Юноша оказался сообразителен.

— Не припомню… Может, и не был.

— Ах ты паршивец! Я же тебя с улицы подобрала, — возмутилась Гасилова. — Или ты уже поголубел тут?

— Это к делу не относится, — Макс не позволял диалогу скатиться в свару, — мы сейчас о договоре. У нас письменный вариант имеется, так что про неустойку, Инна, в другой раз.

— Письменный? Вот как?! А предъявите, я посмотреть хочу. Феля! Я тебе говорила, я тебя предупреждала…

— Можем и предъявить, — не моргнув, отвечал Макс.

Глаза у Игнаши округлились, но он продолжал честно подыгрывать. Было очевидно, что особым желанием работать у Гасиловой парень не горит. Удивляться нечему — успел попасть в поле тяготения Сержа, оно держало намертво.

Лазарев порылся в ящике стола, извлек несколько листов А-4, заполненных пунктами договора.

— Вот, — листы оказались под носом у Инны, но стоило Гасиловой протянуть руку, как Макс отвел свою за спину, — глазами, Инночка, только глазами.

— Да что я, хабалка с рынка, думаешь, порву, что ли? — возмутилась она.

— Я ничего не думаю, руководствуясь примерами из прошлого. Итак, вот договор, вот Игнашина подпись. Это ведь твоя подпись? — снова взгляд Кашпировского и едва уловимое движение бровями.

— Моя, — энергично мотнул головой Игнатий.

— Постой, Лазарев, там же другая фамилия и имя, ну-ка, дай, — ловкие пальцы Инны ухватили бумаги.

Чтобы не порвать, Максим вынужден был выпустить листы. Или это расчет такой? Игнаша и Офелия с интересом следили за изменением в лице Инны. От удивления она перешла к изумлению и наконец к смеху.

— Матильда Петровна Ягужинская? Ты хочешь сказать что… Игнатий… а-ха-ха-ха… боже мой, какой идиотизм, а я-то поверила. Лазарев, ты в своем уме? Может, и паспорт Матильды мне покажешь с Игнашиной фотографией?

— Паспорт не покажу, он и не нужен. Это театральный псевдоним, который по договору указывается в афишах и прочей рекламной продукции. У нас есть такой пункт, и это больше для заказчика, — продолжал пространно объяснять Максим, — а со мной Игнатий Илларионович заключал соглашение под паспортным именем, как раз когда ты пришла. Это его добрая воля, насильно я никого к себе в антрепризу не тяну. Если он передумал, то и договор с Матильдой мы аннулируем без неустоек из уважения к таланту.

— Каких еще неустоек? — обрела дар речи Феля. — Вы что его делите? Игнаша, пошли домой! Там ты мне все объяснишь!

— Конечно, Фелечка, я все… только я не успел сказать тебе…

— Что? — глаза Офелии снова налились слезами. — Ты меня бросаешь? А Инна предупреждала…

— Предупреждала, — поддакнула Инна, — причем геи гораздо хуже блядей! Прилипнут так, что и не отвяжешься.