Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я разделся до трусов. Грейс, невзирая на усталость, почему-то не торопилась. Я достал из комода футболку и подошел к ней. Только тогда Грейс подняла голову.
– Руки вверх, – тихо сказал я, держа футболку перед собой.
Грейс улыбнулась одними губами и позволила надеть на себя футболку. Футболка собралась в складки у нее на талии. Мои движения были медленными и нежными. Я хотел успокоить Грейс, а не возбудить ее физически.
– Давай помогу, – предложил я, садясь перед ней на корточки.
Я дотронулся до ее колен и слегка дернул за шорты. Грейс уперлась руками в матрас, позволив расстегнуть пуговицы. Она смотрела, как я ее переодеваю. Я кожей чувствовал тепло ее взгляда. Я стянул с Грейс шорты, оставив ее в трусиках.
– Хорошо?
– Замечательно.
Я забрался на кровать и заполз за спину Грейс. Обхватив ее плечи, я потащил ее с собой. Я полз, пока не уперся спиной в стену. Грейс посмеивалась. Наконец мы устроились. Она сидела у меня между ног, упираясь мне в грудь. Вскоре мои руки оказались у нее на груди.
– Есть желание поговорить?
Она повернулась ко мне, уже не улыбаясь.
– Даже не знаю. Наверное, тебе знакомо это чувство? Ты ведь тоже утратил душевное равновесие в твоем бывшем пригороде?
У каждого из нас были места, оставленные за чертой; места, где мы потеряли дорогих людей и где воспоминания по-прежнему вызывали боль.
– Да, Грейс, – запоздало ответил я на ее вопросы.
– Сочувствую, что тебе пришлось все это испытать, – сказала она, коснувшись губами моей руки.
– Но речь сейчас не обо мне – напомнил я. – Не надо за меня тревожиться.
– Согласен, что все это странно и как-то нереально? Увидеть свой прежний дом, где он умер…
– Так это был твой дом?
Я прекрасно помнил, как изменилось лицо Грейс, когда мы оказались возле ее бывшего дома.
– Да, – кивнула Грейс. – Здесь мне было легче отрешиться от воспоминаний. А там… увидела и…
– Стало тяжело, – докончил я ее фразу. – Со временем станет легче, но не буду тебе врать: совсем эти ощущения не исчезнут.
Мысли ненадолго вернулись к родителям. Они погибли, когда мне было пять. Грейс, оказавшись в лагере, еще несколько лет прожила с матерью. Когда она взрослела, с нею рядом был отец. И так продолжалось вплоть до последнего времени. Что хуже: потерять родителей в раннем возрасте, почти их не помня, или пережить эту утрату взрослым, когда судьба безжалостно забирает дорогого тебе человека, с которым ты успел прожить столько незабываемых мгновений?
Нельзя так ставить вопрос. То и другое одинаково плохо.
– Когда станет легче? – с нескрываемым отчаянием спросила Грейс. – Я думала, будто со всем справилась, и вдруг… Видишь то, что потеряла или навсегда оставила позади… Это тяжело.
– Любовь моя, я не могу назвать тебе сроков, – ответил я, целуя ее в плечо. – Но я здесь, с тобой. И ты это знаешь.
– Знаю… Я чувствую себя эгоисткой. Распустила нюни: ах, пожалейте меня. Забыла, сколько выпало на твою долю.
Грейс вдруг уселась поперек, повернув голову в мою сторону. Мои руки соскользнули с ее плеч на талию, где и остались.
– Не надо так говорить, – попросил я.
– Но это же правда…
– Нет, Грейс. Мы оба потеряли близких, и степень душевной боли не зависит от давности потери и от того, сколько лет мы провели рядом с ними. Не считай себя эгоисткой. Такое нельзя копить внутри. Обязательно говори со мной обо всем, что тебя тревожит и мучает… Зачем тогда я нужен, если не могу выслушать тебя?
Грейс пристально смотрела на меня. Казалось, она хочет поверить моим словам, но не решается.
– Я вполне серьезно, – добавил я.
Она тяжело вздохнула и уткнулась мне в грудь. Я притянул ее поближе, одной рукой держа за талию, а другой гладя по волосам.
– Я люблю тебя, Хейден, – прошептала она, согревая дыханием мою шею.
Там, где ее тело прижималось к моему, кожа подрагивала от биения пульса.
– И я люблю тебя, Грейс, – ответил я, целуя ее в висок. – Ты обязательно придешь в норму. Я знаю.
– Ты прав, – согласилась она.
Чмокнув меня в шею, она чуть отодвинулась, чтобы видеть мои глаза.
– А ты знаешь, откуда мне это известно? – спросила Грейс.
– Поведай мне, мудрейшая из мудрых, – весело ответил я и улыбнулся, увидев на губах Грейс настоящую улыбку.
– Я обязательно приду в норму, поскольку у меня есть ты.
– Сущая правда.
Она даже не представляла, как много у нее меня.
ХЕЙДЕН
Я шел по Блэкуингу. В затылок дул приятный ветерок. В небе сверкало послеполуденное солнце. К птичьему щебетанью примешивался негромкий звук моих шагов и всплески детского смеха. В хижине, мимо которой я шел, жила семья.
Я настолько привык повсюду ходить с Грейс, что был вынужден несколько раз приспосабливаться к походке моего нынешнего спутника.
– И тогда я сказал Мейзи, что больше в школу не пойду. Она спросила почему. Яснее ясного: потому что Рейни вечно старается сесть рядом со мной, а это полная жуть, – долетала до меня болтовня Джетта.
Удивительно, мальчишки в этом возрасте всегда побаивались девчонок. Какой-то традиционный страх. Мне вспомнился рассказ Грейс. Во время атаки грейстоунцев Джетт храбро взялся защищать Рейни и ее младшую сестру.
– В школу, Джетт, тебе надо ходить, – сказал я, стараясь, чтобы это не звучало как назидание. – Где еще ты получишь нужные знания и навыки?
– Тоже мне школа, – пробурчал Джетт и состроил гримасу. – Одно название.
Отчасти он был прав. Местная «школа» имела всего одного учителя, старичка под семьдесят. Он давал детям азы знаний по разным предметам и учил навыкам выживания. Не ахти какой уровень, но все же лучше, чем ничего. Большинство ребятни, усвоив все, что им требовалось, бросали учиться. Наверное, и Джетт еще год-другой походит и перестанет.
– Между прочим, Грейс мне кое-что рассказала, – сообщил я и улыбнулся.
В последнее время я редко улыбался. Джетт с опаской посмотрел на меня, а поскольку голова его была задрана, он споткнулся о дерн на обочине и едва не шлепнулся. Я продолжал идти. Джетт бросился меня догонять.
– Ч-то она т-тебе рассказала? – запинаясь, спросил мальчишка.
– Ей показалось, что тебе просто нравится Рейни, но ты не хочешь в этом признаваться. Даже себе.
От моих слов Джетт завертелся как ужаленный.
– Вот и неправда! Девчонки – дуры, – заявил он, крепко обхватив плечи. – Мне эта Рейни ни капельки не нравится.