в том, что ты небось немножко слыхал про меня от своей женушки. Поправь меня, если я ошибаюсь.

Грэм промолчал.

– Она же рассказала тебе про наше развлечение. Про маленькую внеклассную работу. Это очень похвально, когда между мужем и женой нет никаких секретов. Я так всегда говорил. Не сомневаюсь, что вашему браку почти все друзья завидуют, Грэм.

Питтер неискренне улыбнулся со сжатыми зубами. Грэм не отвечал.

– Конечно, бывает и избыточная искренность, правда? В смысле – что важнее, Грэм, добросердечное отношение мужа или сказать все в точности как было? Хитрое дело, правда?.. В общем, я уверен, что Энн тогда все сделала правильно. Рассказала про меня, не рассказала, почему мы ее звали «Девушка-автомойка». – (Три злодея за его спиной ухмыльнулись.) – В общем, ты меня прерви, если я тебе наскучил, Грэм, но видишь, какое дело, ей же не просто я нравился. Ей нравились мы все. Мы все вместе. Чтобы мы делали разное. Не буду вдаваться в подробности, я понимаю, что это дело мучительное; ты просто представь, и все. Но в первый раз, когда она нас надоумила все это делать с ней одновременно, мы просто клубились над ней, лизали ее, все такое, и она сказала, что это как в автомойке. Поэтому мы ее прозвали «Девушка-автомойка». И мы хихикали – а что произойдет, когда она встретит своего суженого? Только звали его мы «Господин автомойка». Ну, она нам вполне ясно дала понять, что чем больше, тем лучше, для нее по крайней мере. И как будущий супруг с таким справится – мы понятия не имели. Ну разве что, конечно, ты совсем не таков, как кажется на первый взгляд.

Питтер оскалился.

– Короче, – продолжил он, перейдя на уютную дядюшкину интонацию, – женщины меняются. Верно ведь? Может, ей опять понравится кто-нибудь один. Тогда не надо будет чувствовать в себе этот недостаток, свою ущербность. Правда? Не надо будет думать, что, как бы хорош ты ни был, она всегда будет мечтать о дополнительных кадрах. Кто ж знает, может, так и получится, всякое бывает. В общем, что я хочу сказать-то, Господин автомойка… мы с парнями желаем тебе всяческой удачи. Правда-правда. Нам-то кажется, ты вытащил довольно-таки коротенькую соломинку, так что мы надеемся, ты свои карты хорошо разыграешь.

Потом все четверо склонились над столом и протянули поверх него свои руки в сторону Грэма. Он не хотел пожимать ладони, которые когда-то гладили распластанное тело его жены, но обнаружил, что отступить не может. Казалось, что мужчины полны сочувствия; один ему даже подмигнул.

Что, если это правда? Грэм проснулся в состоянии тихой судорожной паники. Что, если это правда? Не может быть. Он слишком хорошо знает Энн. Они даже – робко – обсуждали друг с другом свои сексуальные фантазии, и такого она не упоминала. Но с другой стороны, если она так делала, так это уже и не фантазия, правда? Нет, не может быть. Но вдруг в этом есть крупица правды? Уверен ли он, что удовлетворяет ее? Нет. Да. Нет. Да. Не знаю. Ну вот как насчет вчерашней ночи – все только для тебя, правда? Да, но ведь нет такого правила, что вы оба должны кончать каждый раз, так? Так, конечно, но ведь она не то чтобы задыхалась от восторга, когда ты ее ласкал, а? Нет, но и это нормально. Это может быть нормально, вы могли все обсудить и договориться – нормально, но ведь секс не так работает, правда? Там царит несказанное; там правят безумие и неожиданность; там чеки, выписанные ради наслаждения, обналичиваются в банке отчаяния.

Грэм медленно уговорил себя снова заснуть.

Но когда он проснулся, Ларри Питтер, как можно было догадаться, никуда не делся. Он держался в каком-то дальнем закоулке сознания Грэма, почти невидимой фигурой, приткнувшейся к фонарному столбу; он никуда не торопился, потихоньку курил, но был готов выскочить и подставить Грэму подножку, когда ему захочется.

Грэм решил в то утро поехать на работу на машине; у него была всего одна пара, машину можно было оставить на платной парковке. Когда он отъезжал, на лобовое стекло упали первые капли дождя. Он включил дворники, потом омыватели, потом радио. Зазвучало что-то энергичное и беззаботное, возможно струнная соната Россини. Он почувствовал всплеск благодарности, восторг бибисишного историка перед современной эпохой. Легкое передвижение по свету, защита от погоды, культура кнопок: Грэм внезапно почувствовал себя так, словно все эти блага только что появились, словно еще вчера он собирал ягоды на Бокс-Хилле и бежал в укрытие при малейшем блеянии ближайшего козла.

Он проехал мимо автомастерской на противоположной стороне дороги:

ЧЕТЫРЕ ЗВЕЗДЫ

ТРИ ЗВЕЗДЫ

ДВЕ ЗВЕЗДЫ

ДИЗЕЛЬ

КАРТОЧКИ

ТУАЛЕТЫ

АВТОМОЙКА[28]

и день пропал, уничтожился. Ларри Питтер выскочил из своего закоулка и с хитрой улыбкой открыл крышку канализационного люка; Грэм, задрав голову, радостно свистя, подставляя лицо солнечному свету, провалился прямо в разверстую дыру.

Россини не умолкал, но Грэм думал только о том, как Энн лежит на спине и подгоняет четверых мужиков. Они располагались рядом друг с другом, каждый под прямым углом к ее телу, как четыре газонокосилки, и каждый лизал свой участок. Грэм дернул головой, чтобы прогнать этот образ и сосредоточиться на дороге, но картинка, хотя помятая и уменьшенная, издевательски продолжала маячить на краю его зрения, где-то в зеркале заднего вида.

Он обнаружил, что ищет по дороге автомастерские. Проезжая каждую, он инстинктивно направлял взгляд на череду надписей в поисках АВТОМОЙКИ. В основном этой надписи не было, и тогда Грэм чувствовал воодушевление, как будто все его подозрения в измене оказались ложными. Потом он проезжал восьмую или девятую мастерскую с издевательски информативным указателем, и картинка в зеркале заднего вида становилась четче. Теперь он видел, как его жена побуждает четверых мужчин использовать ее по-всякому. Трое пошли очевидными путями; четвертый присел в углу зеркала, как недовольный сатир, и стал обрабатывать свой член. Грэм заставил себя сосредоточиться на дороге. Дождь ослаб, и дворники при каждом движении теперь размазывали по стеклу собственную накопившуюся грязь. Грэм машинально нажал на рукоятку омывателя лобового стекла. Поток пузырящейся полупрозрачной жидкости ударил в окно перед его лицом. Сам виноват. В зеркале кончал сатир.

Грэм провел двадцать минут своего первого занятия, разглядывая студентов мужского пола и гадая, хотел бы кто-нибудь из них сниматься в кино и совершать прелюбодеяние с его женой или нет. Потом даже ему пришло в голову, что это комично, и он вернулся