– Если бы все могли исправлять прошлые ошибки, Лукас.

Он нахмурился. Главное, заставить ее бросить враждебный тон и перейти к мирным переговорам.

– Рекламная кампания прошла с большим успехом.

– Вот оно что! – усмехнулась Джессика. – Реклама.

– Нас просят организовать встречи с тобой, интервью на телевидении…

– Меня тоже, – оборвала его Джессика. – Автоответчик заполнен предложениями, хотя я стираю их каждый день.

– Может, стоило бы отвечать на них?

– Сначала я так и делала, а потом перестала. – Джессика плотнее запахнула жакет. – Мне холодно стоять здесь.

– Почему бы не пригласить меня в дом, проявив хваленое английское гостеприимство?

Услышав в голосе сарказм, Джессика заколебалась, но у нее не было повода отказать. Честно говоря, она и не хотела отказывать: ей было интересно, что привело к ней Лукаса, возникшего на пороге, как темный ангел мести. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Лукас поцеловал ее, и в этом таилась главная опасность. Она скучала без него до боли в сердце, а теперь, когда снова увидела, боль только усилилась. Из ситуации не было выхода. Его присутствие продлевало страдания, но не выгонять же человека, проехавшего такое расстояние, чтобы увидеть ее?

– Пойдем в дом, – сказала она.

Они прошли в кухню. Пока Джессика ставила чайник на плиту, Лукас огляделся. Она гадала, что он подумает, глядя на пеструю коллекцию кувшинов или на доску с приколотыми почтовыми открытками, присланными Ханной. Вероятно, он сравнивал коттедж с роскошными безликими апартаментами в гостинице и находил обстановку доморощенной. Ветер растрепал черные волосы Лукаса, джинсы выглядели более поношенными, чем ее, а кожаная куртка знавала лучшие времена. Глядя на Лукаса в повседневной одежде, Джессика против воли видела перед собой человека, которого знала прежде, – высокого, мускулистого охранника, наблюдавшего за ней из-за ограды теннисного корта.

Память – коварная вещь, представляющая прошлое настолько привлекательным, что хочется вернуться туда. Но возврата нет. Только неудачники живут прошлым, а Джессика не считала себя неудачницей.

Она поставила чайник на поднос и провела гостя в маленькую гостиную с видом на Атлантику. Джессика не стала зажигать камин, уверенная, что Лукас не задержится надолго.

– Так о чем мы? – Она поставила дымящуюся кружку на стол, но Лукас не присел, а встал у окна, глядя на бьющиеся о скалы волны. Его мощный силуэт на фоне окна выглядел немного устрашающе.

Он повернулся к ней:

– Ты переехала, потому что особняк был слишком велик?

Джессика уже собралась согласиться с логическим предположением, ведь теперь она вообще осталась одна. Казалось бы, самое простое – продолжать прятаться за маской спокойной сдержанности, полагая, что это наилучшая защита. К сожалению, она убедилась, что маска не спасает от несбыточных желаний и уж точно не лечит сердце, страдающее от любви к недоступному мужчине.

– Нет, – сказала она. – Меня вынудили обстоятельства. У моего отца накопились огромные долги, о которых стало известно только после его гибели.

Лукас прищурил глаза, но выражение его лица не изменилось. Джессика была благодарна ему за то, что он не торопился с соболезнованиями, как это свойственно большинству людей. В них, как правило, мало искренности. От них становится только хуже. Может, между ней и Лукасом больше общего, чем ей казалось. Или мрачная тема долгов и смерти была ему привычна.

Лукас наконец сел к столу и взял в руки кружку с чаем:

– Расскажи.

– Как многие в то время, он не сомневался, что я выиграю турнир Большого шлема или даже не один. Он был очень амбициозен. – Джессика пожала плечами. – Говорят, из отцов получаются лучшие или худшие тренеры.

– Ты не очень любила его, – медленно произнес Лукас.

Джессика не ожидала такой реакции. Мало кому пришла бы в голову такая мысль, еще меньше людей рискнули бы высказать ее вслух. Она не стала отрицать, только выше подняла подбородок и поглядела с вызовом:

– Тебя это шокирует?

Лукас ответил спокойной улыбкой:

– В жизни почти ничего не может шокировать меня, куколка.

Его голос ласкал ее, но Джессика старалась сохранить твердость.

– Он делал то, что мог, что считал правильным. Правда, никогда не позволял мне жить нормальной жизнью.

– Почему ты не сопротивлялась?

Джессика понимала, что вопрос касается не только жесткого режима теннисных тренировок. Чувствуя неожиданный озноб, она чиркнула спичкой и подожгла комок бумаги на решетке камина. Огонь весело затрещал, охватывая сухие поленья. Подчиняться намного легче, чем самому принимать решения: позволяет избежать ответственности в случае ошибки. Однако в этом трудно признаться даже самому себе.

– Для этого существовало много причин. Думаю, тебя интересует, почему я не проявила настойчивости, когда речь шла о тебе? Я позволила ему разлучить нас. – Джессика чувствовала, что Лукас затаил дыхание, но побоялась взглянуть на него. Если она снимет маску, не отвернется ли он с отвращением?

Она подбросила дров в огонь, чтобы выиграть время.

– Мы были слишком молоды для создания семьи. Кроме того, теннисная карьера оставалась важной для меня.

– Но ведь это не единственная причина, Джесс?

Она ответила не сразу. Задумчиво глядя на пляшущие языки пламени, Джессика собиралась с мыслями.

– Нет, – едва слышно призналась она. – Я росла одиноким ребенком. Родители развелись, когда я была маленькой. Отец оставил маму и ушел к молодой женщине, уже беременной ребенком от него. Мама так и не пережила разрыва: ее терзали стыд и горечь, не оставляя места для других чувств.

Джессика обняла ладонями горячую кружку.

– Когда она умерла, меня забрал к себе отец. Тогда началась моя теннисная карьера. Во всяком случае, у меня появилась цель, которой я могла посвятить себя. Мачеха была недовольна тем, что отец проводил со мной столько времени на корте, а Ханна ревновала к моим успехам. – Джессика нервно усмехнулась. – Может, я сгущаю краски и все было не так плохо…

– Звучит ужасно, – заметил Лукас.

Джессика едва сдержала слезы, услышав искреннее сочувствие.

– К тому времени я уже научилась скрывать чувства. В теннисе это оказалось полезным качеством, однако имело обратную сторону, потому что в жизни я уже не умела иначе. Мои эмоции были полностью заблокированы: никто не мог прочитать их. Понимаешь теперь?

– Думаю, что понимаю, – кивнул Лукас.

– Как я могла давать рискованные обещания? Тем более что супружество в принципе казалось таким ненадежным.

На самом деле все было сложнее. Инстинктивно Джессика понимала, что лишенный любви Лукас требовал от женщины полной отдачи, а она не верила в себя.