– Эй, там на полке зубная щётка новая. В розовом пакетике.

Спустя мгновение послышалось:

– Спасибо! А порошок?

– Зубная паста в белом тюбике.

Тишина. Дверь внезапно открылась, и оттуда высунулась рука:

– Этот?

Он едва не рассмеялся:

– Это крем для бритья. Паста в белом.

– Покажи.

Дверь растворилась полностью. Ну, раз так. Вошёл. Гера настороженно смотрела из-под нахмуренных бровей. Взял тюбик, откинул крышечку.

– Давай щётку.

Та протянула. Хоть здесь не ошиблась… Выдавил колбаску разноцветного «бленд-а-меда».

– Всё. Действуй.

Вышел. Секунда, вторая. Изумлённый возглас. Усмехнулся про себя – похоже, крышу ей капитально перекосило…

Еда на завтрак девочку опять поразила. Помыв посуду, Владимир окинул Геру оценивающим взглядом, та даже сжалась, заливаясь краской.

– Ты чего?

Он махнул рукой:

– Одеть тебя надо. По-человечески.

Опустила голову. Крыть было нечем. Одно платье, и то, мягко говоря, не первой свежести…

Коротко дёрнул головой вверх:

– Тащи свои тряпки, сейчас сунем в стиральную машинку, та постирает и высушит. Потом погладишь. Это хоть сумеешь?

– Да, – произнесла тихонько, еле слышно.

Послушно встала со стула. Ушлёпала. Владимир подождал, пока вернётся, вновь завёл её в туалет, где стояла стиралка, зарядил машину, включил. Девушка смотрела круглыми глазами на его действия. Когда зашумел мотор, ахнула, не в силах скрыть изумления. Взял её за руку, чуть ли не силой вывел прочь, закрыл двери.

– Всё. Иди, надевай сарафан, поедем в магазин. Не в халате же тебя Старшим представлять?

– Сарафан?!

– Та одежда, что на вешалке в большом отделении. Или тебя и шкаф учить открывать надо?

Вспыхнула мгновенно, словно порох:

– Не надо! – Умчалась пулей наверх.

Спустя пять минут выглянула. Опять в халате. Он удивился:

– Ты чего?!

– Но оно же короткое!!! Как в таком можно выйти на улицу?

Посмеялся про себя, потом включил издёвку на полную мощность:

– Слушай, чего ты стесняешься? Короткое? Да по-моему длинней просто быть не может! Или у тебя ноги кривые? Так я вчера не заметил… – Увидев, что девушка начинает медленно свирепеть, подлил бензина в огонь: – А, понял! Тебе стыдно, что они у тебя волосатые, как у медведя! Так могу бритву дать. Сейчас побреем, выпрямим, будут первые ножки Океании. Не проблема…

– Идиот! Кретин! Наглец! – не выдержала она, сорвалась. Даже слёзы из глаз брызнули. – Ты это специально делаешь?! Тебе приказали надо мной издеваться?!

– Не-а… – неожиданно лениво протянул он, мотнув головой. – Не приказали. Просто ты смешная, глупая и отсталая. Грешно смеяться над больными людьми.

Слёзы мгновенно высохли. Удивление проступило настолько ярко, что он опять еле удержался от смеха. Всё-таки личико у неё не для дипломата. Слишком живое. Все эмоции на виду.

– Я не больна.

– Больна. И не спорь.

– Чем?!

– Своей ограниченностью. Жестокостью к окружающим. К тем, кто слабее. Ты лишена того, что есть у нас. Не в плане вещей, разумеется. Смеёшься над тем, что дорого другим, считаешь это слабостью. Не понимая, чего лишена с рождения, Гера.

Замерла неподвижно. Потом выдавила:

– Я тебя не понимаю.

Молодой человек презрительно махнул рукой:

– Я удивился бы, если бы ты поняла. Я прошу тебя довериться мне и поверить, что то платье – самый приличный наряд для Нуварры. Тебе нечего стесняться. И если ты считаешь, что мы станем тебя потом шантажировать им, то глубоко ошибаешься. Мы выше этого. Так что оденься, и мы прокатимся. Надеюсь, прогулка вправит тебе хоть немного мозги.

Океанка молча потянула с себя халат, показывая под ним сарафан. Затем, закусив губу, начала спускаться. Словно на эшафот. Владимир ободряюще улыбнулся, протянул ей руку:

– Пойдём.

Она несмело положила ему ладошку на локоть, вздохнула, набирая побольше воздуха, словно перед прыжком с вышки, и они вышли из дома на солнце. Мужчина прикрыл двери. Не услышав щелчка замка и видя, что тот спокойно идёт к машине, спросила:

– А разве вы не запираете двери?

Бросил короткий взгляд на неё:

– На Нуварре не воруют. – Зачем говорить, что таймер сработает через пять минут после ухода? Усадил в машину, показал, как опускается стекло. – Видишь, с улицы не видно, во что ты одета. Только верхнюю часть тела. Согласись, что она вполне прилично прикрыта?

– Д-да…

– Вот и сиди, не дёргайся и смотри по сторонам. Что непонятно – спрашивай. Отвечу. Сначала по городу покатаемся, а потом в магазин. Если созреешь к тому времени…

– Не понимаю…

– Не обращай внимания. Это жаргон такой. Молодёжный. – Опять усмехнулся про себя, уже в который раз: ты, девочка, думаешь, что после вчерашнего дня тебя ничем не удивишь? Зря. Вынос мозга только начинается.

Привет, Володя. Как дела? – Отец, как обычно, позвонил вечером. Точнее, уже ночью.

Впрочем, сын не спал, потому что сам перед этим скинул ему эсэмэску и попросил соединиться через тридцать минут.

– Думаю, не переборщил ли я с девочкой…

– Что-то серьёзное? Ты её не…

– Па! Скажешь тоже! Я ж не дурак, хомут на шею вешать!

Что верно, то верно. Сын всегда был редким умником, избегая конфликтов и острых ситуаций не хуже прожжённого интригана.

– Она, кстати, тебя не услышит?

– Не-а… – В трубке послышался отчётливый смешок. – Спит девица. Без задних ног. А утром у неё будет сильно болеть голова.

– Ты её что – напоил?!

– Сама попросила. После сегодняшнего-то…

Родитель собрался с мыслями.

– Давай выкладывай. Что, чего и как…

Володька хмыкнул, потом начал отчитываться, и Михаил, откровенно говоря, просто впал в ступор.

– Ну, я её первым делом по городу прокатил. Проехались по центральному проспекту…

Это где наши девицы-красавицы с колясками дефилируют и себя показывают. Мини, прозрачные сарафаны.

– Потом съездили на пляж…

Стройные, практически обнажённые загорелые фигуры, прикрытые скромными лоскутками материи.

– Дальше – в магазин. Я ей сам купальник подбирал… Это после пляжа-то?!. Представляю, что он ей нашёл!