Утверждение Витгенштейна «значение – это употребление слова» подвергается анализу в его книге, опубликованной посмертно и составленной из большого количества рукописей и записей в записных книжках. Витгенштейн структурирует книгу вокруг ряда мысленных экспериментов, которые затем препарирует рядом противоречивых суждений. Например, он приводит гипотетическую ситуацию, где некто получает список покупок, в котором написано «пять красных яблок». Покупатель идёт в продуктовый магазин и подаёт список продавцу, который затем идёт к шкафу, обозначенному «яблоки». Затем продавец вынимает цветовую диаграмму, находит слово «красный» и следом отсчитывает пять соответственно красных яблок. С традиционной точки зрения следует спросить (что Витгенштейн и делает): «Откуда продавец знает, что значит слово «пять»?» Витгенштейн утверждает, что в данной ситуации неважно, каким образом продавец понимает значение слова «пять»; единственное, что здесь важно, это то, что продавец понял, как именно употребляется слово «пять». Витгенштейн развивает теорию значения как употребления дальше, проводя аналогию между словами и огромным ящиком для инструментов. Когда мы заглядываем в ящик для инструментов, мы понимаем, что эти объекты обладают функциональным назначением; мы можем не иметь ни малейшего представления о том, для чего они используются, но мы можем тем не менее признать их инструментами. Точно так же другие инструменты, известные нам, могут использоваться по-разному, то есть функция и, следовательно, значение инструмента меняется в зависимости от контекста.

Эти примеры и противоречия в конце концов привели Витгенштейна к заключению, что функции языка аналогичны участию в игре. Существует множество различных игр с множеством различных правил, есть даже игры, формальных правил вовсе не имеющие, но главным для Витгенштейна было суметь доказать, что именно употребление значений слов присуще функциям языка. Мы можем признать, что шахматы и жмурки – игры, и отличить одну от другой, но это не зависит от того, известно ли нам ясное стандартное значение слова «игра»: только то, как слово применяется в различных социальных контекстах, определяет, как оно употребляется и, соответственно, его значение.

Метод Витгенштейна для дрессировки собак

За два срока пребывания в должности преподавателя в Кембриджском университете Витгенштейн приобрёл известность своим непредсказуемым, необузданно-эксцентричным поведением. Однажды во время заседания Кембриджского клуба социальных наук, элитного дискуссионного кружка академиков из Оксфорда и Кембриджа, где шёл спор о значимости нравственных норм, Витгенштейн по слухам пригрозил австрийскому философу Карлу Попперу раскалённой докрасна кочергой. Поппер заявил, что философские проблемы являются проблемами насущными и имеют отношение к жизни людей, тогда как Витгенштейн считал их не более чем лингвистическими «играми».

Друг и биограф Витгенштейна Норман Малкольм также рассказывает об одном жарком споре с Витгенштейном по поводу применимости остенсивного определения в качестве средства при обучении младенцев языку. Остенсивное определение – это в сущности процесс определения значений путём показа примеров. Как-то днём Малкольм вернулся в дом и увидел в саду Витгенштейна и свою домашнюю таксу. Витгенштейн с палкой в руке склонился над собакой и, повторяя предложение «это палка, там дерево», показывал на росшую в саду яблоню. Как вспоминает Малкольм, Витгенштейн провёл больше часа, повторяя одно и то же предложение сбитой с толку собаке, которая в конце концов заскучала и ушла. Когда Малкольм через некоторое время снова выглянул в окно кухни, он увидел Витгенштейна, лежащего спиной на траве – в зубах он сжимал палку.

В греческой мифологии и литературе – особенно в работах великого поэта Гомера – судьба, или участь, считается неизменной и предопределённой с рождения. Судьба неизбежна: принять и прожить свою судьбу – значит проявить бесстрашие, тогда как попытаться избежать своей судьбы значило совершить грех и прогневить богов. Эту концепцию достойного принятия своей судьбы можно рассматривать как предтечу более поздних идей стоицизма (см. главу «Стакан наполовину пуст или наполовину полон?»).

Одним из философов досократовой эпохи, отрицавшим традиционные представления греков о судьбе, был Гераклит (ок. 540–480 гг. до н. э.).

Гераклит родился в греческом городе Эфесе, находящемся теперь на территории современной Турции, и считается последним из великих ионийских (то есть одного из четырёх крупнейших племён Древней Греции) философов. О его жизни сохранились скудные сведения, если не считать анекдотических историй, рассказанных греческим историком Диогеном Лаэртским в сочинении «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», датируемом первой половиной третьего столетия нашей эры. Диоген описывает Гераклита как человека мизантропического и меланхолического склада, настроенного критически непреклонно по отношению к предшественникам и современникам. Философия Гераклита сохранилась в форме афористических высказываний, количеством около ста, напоминающих загадки или пословицы. Эта зачастую намеренно туманная форма привела к противоречивым толкованиям некоторых утверждений Гераклита. Однако, несмотря на непривычный подход, у Гераклита можно встретить ясные концепции, к которым он возвращается снова и снова – например, тождество противоположностей и философия всеобщей изменчивости. В основе размышлений Гераклита лежит радикальное утверждение о всеобщей изменчивости. В соответствии с этим тезисом всё во вселенной постоянно движется и изменяется подобно бесконечной реке. Это сравнение с рекой было излюбленным у Гераклита – так, например, Платон и другие философы последующих поколений приписывают ему знаменитый афоризм:

Исходя из наблюдений за постоянными процессами и элементами естественного мира, Гераклит описывал мир как «вечно живой огонь, частью вспыхивающий и частью затухающий». Огонь был ключевым элементом, так как «смерть огня есть рождение воздуха, а смерть воздуха есть рождение воды». Таким образом, всеобщая изменчивость, составляющая мир (и, говоря шире, вселенную целиком), – это путь бесконечных трансформаций между элементами, а значит, из этого постоянного потока и взаимосвязи одного с другим следует, что «все вещи едины».