— Да как так то? Какие поддельные деньги? Он у меня тихий мальчик, постоянно дома сидит.

— Угу. А сегодня, в виде исключения, в первый раз, случайно, пошел разменивать фальшивки. Бывает. Вы гражданочка лучше органы за дебилов не держите, по таким статьям прежде чем кого-то задержать, все тщательно документируют.

— Да вы поймите — женщина схватила меня за рукав: — Это какая-то ошибка. У нас дома нет никаких поддельных денег, можете пойти и проверить.

— Вы что, хотите оказать помощь следствие и добровольно показать все купюры, что хранятся у вас дома?

— Ну да, пойдемте, я вам покажу, все деньги. У нас денег то этих почти что и нет. А спрятать он ничего не мог, я постоянно все потайные места проверяю.

— Ладно, уговорили, сейчас я понятых приведу, ждите здесь.

Пенсионерки, погруженные в тайну зеленых полосок на боку денежных знаков, не раздумывая согласились поучаствовать в осмотре квартиры гражданина Силкина, участковый, тоже заинтригованный, поплелся вместе с нами.

В квартире Ильи Константиновича, я, сев за колченогий стол из старого кухонного комплекта, производства завода сельхозмашин, чья поверхность была накрыта клетчатой клеенкой со следами многочисленных порезов, и наскоро составил протокол осмотра квартиры, дважды подчеркнув, что хозяйка квартиры делает это сугубо добровольно, желая оказать помощь правоохранительным органам в деле установления истины.

По обстановке было видно, что из квартиры внезапно исчезают ценные вещи — непонятные провалы и пустые места в обстановке, участки невыгоревших старых обоев, наводили на нехорошие мысли. Добровольно хозяйка, которая представилась Ниной Демидовной Силкиной, выложила на стол две голубые бумажки по сто рублей, заявив, что другой наличности в доме нет, обитатели ее — люди честные. После этого мы все прошли в комнату Ильи Константиновича, где, через минуту, я выудил из потертого корпуса старой гитары, с остатками переводных картинок, несколько с десяток бумажек разного достоинства. На из боку, у всех, без исключения, была видна светло-зеленая пометка.

— Ну и что, что точка зеленая — Нина Демидовна схватила одну из купюр и стала рассматривать ее на просвет: — Это мои деньги, я две недели назад на работе зарплату получила и сыну дала, чтобы он, для работы, приличный костюм купил. Я просто думала, что он их уже потратил.

— Я правильно понял, что эти деньги вы получили в виде заработной платы и отдали их сыну на покупку костюма две недели назад? Подскажите, а как вы из узнали, что этот те самые деньги?

— Да как-как? У меня зарплата небольшая, поэтому я все бумажки заполнила, вот они, все тут. А если деньги какие-то неправильные, то вы идите, на моей работе разбирайтесь, а моего сына не впутывайте.

— Нина Демидовна, нам необходимо взять эти деньги на проверку. Вы не возражаете?

— Да забирайте конечно, хотя я, уж на что дура безграмотная, вижу, что деньги настоящие. Надеюсь, вы их не прикарманите, а то много чего я наслышана про нашу милицию — начала борзеть мама грабителя.

На момент моего прибытия в РОВД, сегодняшняя жертва Чмони уже была допрошена дежурным следователем в больнице «Скорой помощи» № 2, куда она была помещена в связи с симптомами сотрясения головного мозга. Когда я выложил перед молодой старшим лейтенантом все акты и мой рапорт, она на пару минут задумалась, потом решительно заявила:

— Так, чтобы все было окончательно сделано, я поеду на почту, сделаю выемку этого зеленого маркера, и в ЭКО все отправлю, чтобы экспертизу сделали, что полосы на всех купюрах сделаны именно этим маркером. Но тебе в любом случае, надо с парнем поработать. Бабка ничего не видела, никого не опознает. Так что без признания….

— Слушай, забыл сказать — поедете на почту, оттуда заскочите на участок после пожара напротив дома двадцать четыре по улице Истребителей. Там, под картонной коробкой из-под чипсов, лежит сумка потерпевшей, с ключами и документами. Ее злодей после грабежа выбросил, может быть там отпечатки его пальцев будут. Я рукой не трогал, палочкой пользовался. Сумку изымешь, оставь на этом месте в чем-либо записку об этом, вдруг потом «проводку» будем делать, а Чмуня это место укажет.

— Ага, все записала, а ты давай, работай с ним, мне признание необходимо.

Разговор с Чмуней не заладился с самого начала. В тюрьму он не хотел, понимая, что уже завтра отравленный организм будет требовать свое, а там, за крепкими решетками с регулярным получением «дури» сложно, возможно, но не с Чмуниными возможностями. Любые увещевания он воспринимал агрессивно, клялся, что вены себе вскроет, орал на весь коридор, что его убивают. Я понимал, что конструктива тут не будет, спустил парня в камеру на первый этаж и пошел звонить любимый женщине в телефонную будку на углу, возле популярной в РОВД мантной.

— Привет, дело есть на миллион.

— Привет, ты мне только по делу звонишь?

— Нет конечно, сказать, что ты лучшая, но по делу тоже.

— Рассказывай.

— Есть наркоман, грабил бабок, бил по голове сзади, забирал пенсию. Все доказательства собраны, но он не признается. Надо что-то сделать, чтобы он признался. Бить его я не хочу, тем более он и так орет на все РОВД орет, что я его бью, так что пришлось видеокамеру на запись включать. Если не признается, его отпустят. Можешь чем-то помочь?

— Сколько у меня времени?

— Часа три.

— Через два часа приезжай. Но эффект будет ночью, длительный, но только ночью, когда он спать ляжет. Других вариантов я не знаю.

— Ладно, давай хоть это.

Через два часа я получил из рук моей ведьмы пластиковую бутылку с питьевой водой. При внимательном осмотре было видно, что бутылка вскрывалась.

— Ему надо выпить хотя бы стакан, тогда будет стойкий и длительный эффект. Надеюсь, что будешь сегодня ночевать дома — меня чмокнули в щеку, обдав легким ароматом каких-то цветов, забрали уставшего и отчаянно зевающего Никсона и вытолкали за дверь.

— Коля, я ничего не могу сделать — дежурный следователь выглядела уставшей и расстроенной: — начальница сказала, что если не будет признательных показаний, то задерживать его никто не будет. И вообще, ей непонятно, если ты знал о предстоящем грабеже, то почему не предупредил или не задержал на месте преступления. Она слово провокация упомянула.

— Слушай Оля — я положил ладонь на тонкое худенькое плечо под голубой тканью форменной рубашки: — Ну сама подумай, какая такая провокация? Я информацию получил, что возможно будет грабеж, а когда — сегодня, завтра или послезавтра, этого никто сказать не может. На три дня мне людей в засаду бы не дали, сказали бы — тащи сюда, коли его. А как его колоть, ты же видишь, он к нормальному общению не готов. Даже если я его поколол, твоя бы начальница сказала — признания недостаточно, где вещественные доказательства. А один я его на месте задержать не успел, он успел убежать.

— Коля я все понимаю, но мне сказали Силкина выпускать.

— Оль давай я с ним еще немного поработаю. Если признается, то ты его задержишь, а если будет дальше молчать, то я его выпущу.

— Я Коля его задерживать не буду, я только до десяти часов вечера, в усилении, так что сам решай со следователем, что в ночь останется.

В десять часов вечера Оля упорхнула домой, мой разговор с Силкиным вновь не задался, дежурный трижды позвонил мне в кабинет, убедительно убеждая меня выпустить задержанного, так все сроки содержания его в камере без постановления заканчивались.

На крыльце отдела, куда я вышел подышать свежим воздухом, ко мне шагнула фигура в черной шубе из искусственного меха:

— Вы, когда моего мальчика выпустите? Мне начальник следствия сказала, что его сегодня отпустят. Он болен, ему надо лекарства принимать.

— Чем Илья болен.

— Гепатит у него. Ему таблетки надо по часам пить.

— Я вашего сына задерживаю на трое суток. У вас есть пол часа, чтобы ему купить папиросы в ларьке и таблетки в аптеке за тем домом, он до одиннадцати работает.

— Да чтоб ты сдох, мент поганый, чтобы у тебя конец отсох, сука — женщина удалялась в сторону аптеки, осыпая меня на ходу забористыми проклятиями. Крестик на моей груди, что привезли мне из Израиля, освященный в Храме Господнем, на Голгофе, нагрелся, видно не просто словами были эти проклятья, и не простой женщиной была Нина Демидовна.

Минут через десять мать Силкина вернулась, молча протянула мне пакет с передачкой и собралась уходить.

— Постой.

Женщина медленно повернулась, окатив меня презрительным взглядом.