Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Напрасный труд — тут нет золота, — сказал Кебра.
— Пусть его — все занятие.
— Ты все-таки думаешь, что за нами будет погоня?
— Да. Маликада так просто не сдается. Он пошлет за нами своих людей, я убью их — а чего ради? Ради чьей-то гордыни.
— Может, нам еще удастся уйти.
— Может быть. У меня не было новых видений, которые утверждали бы обратное. Но смерть где-то близко, Кебра — я чую ее.
Кебра промолчал, зная, что Ногуста редко ошибается в подобных делах.
К ним подошел Звездный, дышавший по-прежнему хрипло и с трудом. Ногуста погладил его, а Кебра сказал:
— Зубр-то прав, пожалуй. Пытаться уйти от погони, когда у тебя конь болен, не слишком разумно.
— За ним плохо ухаживали. Мой отец всегда следил за чистотой в конюшне, а он знал в этом толк. Да и застоялся он порядком.
— Я не то имел в виду.
— Знаю, дружище, — усмехнулся Ногуста. — Согласен, это неразумно, но если б мне сейчас дали выбирать, я сделал бы то же самое.
Ульменета смотрела из сада на крыше, как армия покидает город. Четыре тысячи дренайских пехотинцев шагали по трое в ряд, три тысячи вентрийских конников ехали попарно. Следом тянулись обозы и разобранные осадные машины. В Юсе стало известно, что кадийцы тоже выступили в поход, и Сканда поспешил двинуться им навстречу.
Король не позаботился зайти к Аксиане и простился с ней через Калижкана. Ульменета, избегавшая чародея, сидела у себя, пока он не ушел. Теперь она, стоя высоко над ликующими толпами, смотрела, как выезжает на войну Сканда. Люди бросали розовые лепестки под копыта его коня, а он махал народу рукой и улыбался.
Удивительно: каких-нибудь несколько лет назад он был чужеземным захватчиком, и все испытывали страх перед ним. Теперь, несмотря на гибель старой империи, он для них герой и бог.
Дело, возможно, обстояло бы иначе, будь он дурен собой. Вряд ли человек безобразный сумел бы завоевать в народе такую же любовь, как высокий золотоволосый красавец Сканда со своим обаянием и улыбкой, побеждающей сердца.
Какими глупцами порой бывают люди, думала Ульменета. В прошлом году король пожертвовал десять тысяч рагов на городской сиротский приют — сотую долю того, что он тратит на войну, но его полюбили за это еще больше. Весь город только об этом и говорил. В том же месяце одного почитаемого всеми священника обвинили в попытке соблазнить молодую монахиню и с позором изгнали из Юсы. В городе говорили и об этом. Две противоположности, думала Ульменета. Благочестивый муж всей своей предшествующей жизнью не смог искупить один грех, а величайший в истории убийца внушил к себе любовь, пожертвовав толику денег из присвоенной им городской казны.
Кому под силу это понять?
Войско вышло из города, и Ульменета спустилась на дворцовую кухню. Повара сидели сложа руки, и она сама взяла себе на завтрак сыр, яйца и хлеб с густым клубничным вареньем.
За едой она прислушивалась к разговорам. На кухне толковали о молодом дренайском офицере, который в припадке безумия заколол вентрийского чиновника и адъютанта самого Антикаса Кариоса. Теперь его разыскивают по всему городу. На юг тоже послали людей, чтобы проверить, не ушел ли он с Белым Волком.
Поев, Ульменета зашла к Аксиане. Королева сидела у себя на балконе, надев широкополую шляпу для защиты от весеннего солнца.
— Как ты чувствуешь себя сегодня? — спросила Ульменета.
— Хорошо. Калижкан хочет, чтобы я перебралась к нему в дом. Хочет быть рядом, когда мальчик родится.
Ульменета похолодела.
— Что ты ему ответила?
— Сказала, что подумаю. Ты слышала, что говорят о Дагориане?
— О Дагориане?
— Это тот красивый молодой офицер, что всегда смотрел на меня. Я тебе рассказывала.
— Да, помню. Что же с ним случилось?
— Говорят, он обезумел и убил кого-то. Мне трудно в это поверить — у него такие добрые глаза.
— Внешность бывает обманчива.
— Да, наверное. Мне приходилось бывать у Калижкана — там уютно, и сад чудесный. С ним я не буду скучать. Тебе ведь он тоже нравится, правда?
— Его общество я всегда находила приятным, — призналась Ульменета, — но думаю, что тебе лучше остаться здесь.
— Вот как? Почему?
Ульменета не знала, что на это ответить. Не рассказывать же королеве о том, что открылось ей в кровельном саду.
— В доме у него полно шумной ребятни, — сказала она наконец, — а прислуга почти вся мужская. Здесь тебе будет удобнее. — Ульменета заметила, как отвердело лицо Аксианы, и добавила: — Впрочем, решение за тобой, моя госпожа.
Аксиана, успокоившись, сказала с улыбкой:
— Ты, пожалуй, права. Я приму твой совет во внимание. Сделаешь то, о чем я тебя попрошу?
— Ну конечно.
— Узнай тогда, что произошло с Дагорианом.
— Это скорее всего мрачная история.
— Все равно.
— Хорошо, пойду разузнаю.
Антикас Кариос покинул город вместе с армией, и Ульменета прошла пешком две мили до казарм стражи, которая и занималась розыском провинившегося офицера. Сидящий в присутствии чиновник рассказал ей о смерти Зани, и она спросила, каким расследованием занимались эти двое. Услышав, что дело касалось целого ряда убийств, она стала расспрашивать о подробностях.
— Зачем вам это нужно, сударыня? — подозрительно осведомился чиновник.
— Я повитуха королевы, и она просила меня узнать все досконально. Этот молодой офицер ей знаком.
— Вот как! — Чиновник подобострастно заулыбался. —Не желаете ли присесть?
— Нет, спасибо. Расскажите лучше о расследовании.
Чиновник наклонился к ней через свою широкую стойку.
— Все бумаги по этому делу Антикас Кариос забрал себе, — сообщил он вполголоса. — Могу только сказать, что речь шла об убийствах мистиков и прорицателей. Я говорил с Зани, и он был убежден, что за этими случаями скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
— Понимаю. Где находится таверна, в которой убили Зани?
Чиновник назвал ей место, и Ульменета направилась туда. Когда она дошла, был уже полдень. Пробившись сквозь толпу посетителей, она спросила о хозяине, но ей сказали, что он пошел навестить родных в западной части города. Убедившись, что при таком шуме и толчее узнать что-либо еще будет трудно, Ульменета заняла место в тихом уголке и заказала себе жареного цыпленка и фруктовый пирог со сливками. Так она просидела около двух часов, а когда народу поубавилось, подозвала к себе служанку.
— Ты была здесь, когда случилось убийство?