Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Довольно уж говорилось о магазине, о том, как функционировал этот воинский провиантский склад. Возвращаясь чуть назад, посмотрим, как кормились полки, пока получение хлеба из магазинов не стало господствующим способом довольствия.
«А в нынешнем 1714 году, — жаловались обыватели Путивля, — оставлено у нас на квартирах полторы роты драгун да штап, и поставлены на наших же дворах на два двора драгун, а штапские лошади поставлены на двор по лошади, и велено их кормить и лошадям фураж давать нам же, а мы люди скудные и в посылки, и на караулы ходим непрестанно, также и платим окладные деньги и всякие твои государевы подати, и за скудостью, и за твоими государевыми многими караулами, и посылками, и податьми ныне нам тех драгун и их лошадей кормить нечем. Всемилостивейший государь, просим вашего величества, вели, государь, тем драгунам и лошадям провиант и фураж давать в Путивле из магазина, чтоб нам вконец не разоритца».
— Челобитная путивльских жителей — лишь капля в море тех слез, которые выплакал русский обыватель, отданный Петром I «на откуп» своему любимому детищу — войску. Указы, запрещающие насилие при сборе провианта, неоднократно издавались, но в силах ли были остановить они солдата, просто-напросто желающего есть, которому к тому же определили под прокорм какую-то деревню? В 1703 году Б,П. Шереметева известили о челобитье жителей порубежных сел Красного и Зверовича, сообщавших, что «от проходящих войск оные села запустошены и тамошним жителям чинят обиды и налоги». И генерал-фельдмаршал велел Я. В. Брюсу послать туда офицера «на залогу». Однако в 1707 году полковник Михайло Шереметев жаловался уже на самого знаменитого Брюса, подчиненные которого, пушкари, напали на обоз с провиантом, собранным солдатами его полка, «офицера и солдат перебили и провиант тот отняли». А в следующем году и Борис Петрович журил артиллерийского начальника за то, что его пушкари «в нынешнем походе дорогою надлежащие деревни к его квартированию многие разорили, и порционы выбрали, и подводы забрали без остатку, и мужиков разогнали». Навряд ли генерал-фельдмаршал заботился об интересах обиженных крестьян — страдали интересы подчиненных ему войск, так как артиллеристы похозяйничали в местности его квартирования.
Что оставалось делать обывателям в тот суетный, опасный начальный период войны, когда земли на Западном театре, на Украине топтались многотысячными армиями и Карла, и Петра, а гражданские жители подвергались насилию равной силы со стороны и шведов и русских? Часто поселяне просто зарывали в землю свое зерно, чтобы полностью не лишиться хлеба, а то и просто семян для сева. Но нужда заставляла солдат разыскивать припрятанное зерно, чтобы хоть как-то поддержать свои силы. На это были даны и высокие санкции начальства, к примеру, Шереметева, который едва ли не сам додумался до такого способа удовлетворения потребностей солдат «ради оскудения провианту». Генерал-фельдмаршал, правда, приказывал описывать ямы с хлебом, узнавать владельцев и вручать им удостоверение в изъятии зерна, что впоследствии могло зачесться им в качестве погашения долга по уплате государственной повинности. А разоренные шведами деревни могли быть и вовсе освобождены от снабжения русской армии провиантом.
Да, магазинов, способных решить все проблемы с прокормлением армии, еще и после Северной войны было в России недостаточно. Немного выручала покупка некоторыми полками всего необходимого «за наличный расчет», но и здесь встречалось множество неудобств. В 1730 году Верховный тайный совет вдруг предложил Семеновскому полку, уже переведенному на квартиры в Петербург, не пожелают ли гвардейцы на протяжении пяти лет получать не хлеб из магазина, а деньги из расчета торговых цен. Семеновцы подумали и отказались. Во-первых, не «хлебным» городом был Петербург, и свободная продажа часто находилась в прямой зависимости от казенных подрядов, от того, какие торговые силы привлекались в столицу. Во-вторых, заготовить сразу около 300 тонн хлеба на год не представлялось никакой возможности, а покупать его частями означало кормить людей провиантом разного качества, что не всем могло понравиться. В-третьих, если в Москве семеновцы владели своим «житным» двором, своего рода полковым магазином, то в Петербурге его еще нужно было строить, чтобы сложить туда купленный, немалого объема провиант. А его к тому же в случае внезапного похода еще нужно было охранять, так что хлопоты с покупкой провианта гвардейцы сочли для себя излишними, деньги остались в казне, а они, как и прежде, пользовались столичным магазином.
Но легко было отказаться от неудобного способа довольствия привилегированным семеновцам, чьи офицеры, да и не только они, но и рядовые, часто несли придворную службу, выполняли ответственные государственные поручения. А армейские пехотные и кавалерийские полки чаще просто подчинялись. Прикажут брать хлеб из магазина — берут. Нет рядом магазина, сгорел или попросту не может выделить муку, крупу и соль — получают распоряжение покупать продукты самостоятельно, и для этого на полк спускались необходимые денежные суммы.
Но интересно выяснить, многие ли полки прибегали к закупкам, а то и к натуральным сборам хлеба с населения России после Северной войны, когда все признали преимущества магазинного способа довольствия войск? Так вот, в 1733 году, к примеру, когда в преддверии войны за польское наследство на Украине происходила концентрация русских полков, 24 драгунским и пехотным полкам приказали приобретать хлеб насущный следующим образом: 8 из 24 обеспечивались магазинным провиантом, 8 — «покупкою, или подрядом, или от обывателей за плату», а другим восьми — «от обывателей без оплаты», то есть просто брать провиант натурой у окрестных жителей. Но самое интересное состояло в том, что сбор натурой был предложен лишь тем полкам, которые разместились не на обывательских квартирах, а в слободах местных, украинских полков, а из магазинов получали хлеб те части, что стояли непосредственно в домах гражданских жителей. Так регулировали правительство и военная администрация степень отягощения обывателей: не принимаешь на двор солдат — хлеб давай, а пустил в свой дом на постой