– Дай мне!

Он опускается на колени и отдает мне сумку.

– Простите, Господин.

Конечно, должен был сделать это сам.

– Ничего страшного.

Все йалайти в первые несколько дней плоховато соображают. Они слишком сосредоточены на себе, на своих чувствах, то на сладости, то на боли. Не стоит быть с ним слишком строгим. Это не от непокорства.

Я пересмотрел вещи в его сумке. Ничего лишнего. Необходимая одежда, несколько лепешек в отдельном пакете, одеяло, деревянная миска, ложка и нож. Поднял глаза. Он раскраснелся, к губам прилила кровь и окрасила их алым. До чего хорош! Я все больше убеждаюсь, что приобрел сокровище.

– Возьми еще крупу и вяленое мясо. И иди, поешь.

Многие кормят йалайти объедками со стола. Но, по-моему, Юсто этого не заслуживает. К тому же у меня мерзкая привычка съедать все содержимое тарелки, сколько бы там ни было. Я подумал, не балую ли я своего раба? Нет, пожалуй. Да и не стоит пережимать в первые дни, когда его боль и его сладость должны переплавиться в настоящую страсть и великую преданность.

Я даже заподозрил, нет ли у Юсто какого-нибудь тайного изъяна. Когда все идет слишком хорошо, всегда боишься подвоха.

Он вернулся, и мы взяли вещи и спустились на первый этаж. Я постучал в комнату хозяина. Через минуту священник открыл дверь.

Я поклонился. Юсто встал на колени и склонил голову, потому что, когда Господин кланяется, раб опускается на колени.

– Благодарю за гостеприимство и прекрасного раба, – сказал я.

– Благодарение Небесному Господину за счастье узнать столь достойного рыцаря и оказать ему эту скромную услугу.

– Вот адрес. – Я протянул ему свернутую в свиток бумагу. – Пишите мне, если будет возможность передать письмо, и заходите, если будете в Тода.

Конечно, он будет писать Юсто. Что-нибудь вроде: «Не соблаговолит ли милостивый Господин написать о том, здоров ли его раб Юсто и как он поживает? Молю о прощении за столь нескромное любопытство». Тогда я передам письмо Юсто, пусть сам отвечает. А в конце письма напишу: «По моему приказу мой йалайти изложил ответы на ваши вопросы, мне же это нисколько не обременительно. Да пребудет на вас благословение Небесного Господина».

Хозяин проводил нас до ворот.

– Счастливо вам, Господин!

Пожелание относится только ко мне. К Юсто нельзя обращаться. Но на самом деле удачи пожелали и ему, потому что какое же счастье для Господина, если с его рабом что-нибудь случится?

И мы зашагали по дороге к городу Тода.

Солнце клонится к закату. Мы свернули с дороги в лес. Здесь неподалеку должно быть место для привала. Вот оно! Кострище и навес. Я сажусь на поваленный ствол.

– Набери хвороста и разведи костер!

Не такое уж простое поручение для начинающего раба. Со стержнем больно наклоняться. Ничего, зато полезно. За день он несколько раз выходил из того блаженно-отрешенного состояния, в которое погружаются йалайти после наложения Знаков власти. И тогда умоляюще смотрел на меня. «Нет! – всякий раз отвечал я. – Знаки власти есть Знаки власти, и для того, чтобы их снять, нужны серьезные основания. У тебя их нет».

Сейчас очередная порция боли вызовет новое расслабление, что мне, собственно, и нужно.

Мы поужинали, и я снова разрешил ему есть из своей миски. Потом послал мыть посуду, наслаждаясь густым и темно-красным травяным отваром, с пеной и шипением, заваренным головешкой из костра.

Он вернулся, убрал посуду, я размеренно допил чай.

– Сюда! На колени!.. Юсто, расскажи мне обо всем, что ты сегодня чувствовал, что хотел, чего не желал или боялся. Помни, что Господин никогда не накажет тебя за искренность. Это нужно, чтобы помочь тебе достичь совершенства. Так будет каждый вечер.

«Тот, кто не имеет йалайти, не войдет в Чертоги Небесного Господина. Тот, кто не заботится о душе йалайти, будет изгнан оттуда». Так сказано в великой книге «Рин». А значит, ежедневная исповедь нужна не только ему, но и мне. Как знак нашей духовной связи. Как свидетельство того, что он передал мне права не только на тело, но и на душу. И эта последняя такая же моя собственность, и я один могу принести ее к престолу Небесного Господина.

Юсто молчит. Не стоит на него злиться. Первая исповедь трудна.

– Давай сначала. Что ты чувствовал, когда я наложил первый Знак власти?

Я пока не имею права спрашивать о том, что было до того, как он стал моим рабом. Все еще впереди. Мы войдем с ним в Зал Собраний, и его занесут в реестр рабов и случится то, что должно случиться; если наши отношения благословит Небесный Господин, он сам расскажет мне обо всем, и будет рассказывать не один вечер, каждый раз умоляя выслушать, чтобы я обрел истинную власть над его душой.

Юсто облизал губы.

– Сначала была боль, но она прошла. Стало просто тепло и очень приятно. Сладко. И я захотел второго Знака. Его было совсем не больно вводить. Я знал, что теперь я ваш. Боль вернулась, когда я начал прислуживать вам: наклоняться и вставать на колени. Боль у второго Знака.

– Боль резкая?

– Нет. Скорее ноющая.

Я кивнул.

– Это надо терпеть.

– Я ни о чем не могу думать, когда на мне Знаки Власти, кроме любви к вам и своей боли. Когда я растворяюсь в сладости, я мечтаю о том дне, когда войду в Зал Собраний и стану вашим рабом перед городом и его Господином. Я мечтаю о вашем ошейнике, о его прикосновении, как о самой прекрасной ласке. Но сладость уходит, и возвращается боль. И тогда я хочу молить вас снять Знаки. Тогда я понимаю тех йалайти, что сами срывали Знаки и шли на казнь. Простите, Господин!

Я кивнул.

– О желании можно рассказать, исправить же сделанное не всегда возможно. Знаешь, как казнят рабов?

– Да.

– Я расскажу подробно. Тебя приведут в Зал Собраний, свяжут руки над головой и подвесят к кольцу, что на стержне спустят с потолка (оно будет в Зале Собраний и в тот день, когда мы туда войдем, увидишь). Ноги разведут в стороны и прикуют к кольцам на полу. Два палача протянут веревку у тебя между ног, грубую и жесткую. И протащат изо всей силы. Она распорет кожу и разрежет тебя до кости. Юсто, это очень больно.

Он с ужасом смотрит на меня.

– Но и это не все. Палач возьмет Знак Власти Небесного Господина. Знаешь, что это такое? Похоже на второй Знак, который в тебе, только раскрывается не на два пальца, а на локоть, разрывая внутренности. Палач введет тебе его и раскроет, и тогда ты умрешь, крича и истекая кровью. Не стоит, а?

– Простите, Господин! – прошептал Юсто.

Да, конечно, прощу! Я усмехнулся про себя. Вины-то никакой нет. Я красочно описал ему возможную казнь, но умолчал об одном. Таких казней в истории было штуки три, не больше. Чтобы Господин отдал йалайти палачу, тот должен достать его до последней степени. Неуважением, крайним непослушанием, злобой. Что практически невозможно, не бывает таких йалайти. Они люди мирные и предпочитают решать проблемы миром. Если уж Господин совсем не нравится (что тоже маловероятно, Знаки делают свое дело), можно попросить его снять ошейник или обратиться к властям и попросить передать другому Господину. Бывают, конечно, случаи, когда по недосмотру Всевышнего в тело йалайти вселяется дух мужчины или женщины и не может вынести рабского положения. Но очень редко бывают, и даже тогда можно найти пути мирного решения. В конце концов, и Господину на кой раб, который его на дух не переносит. Насколько я помню, все казненные рабы, кроме всего прочего, совершили убийство в доме Господина, хотя по закону для казни это необходимым не является. Важна только воля Господина.