Через месяц из ящика вынули еще одно адресованное семье Дин предложение, но на этот раз оно касалось нас всех и прежде всего матери.

«Миссис Дин, прекратите понапрасну занимать нас долгими разъяснениями, почему вашего мужа и сыновей нельзя считать пропащими людьми. Терри не просто „дик“, он дегенерат. Мартин не просто с приветом, он психопат. А у их отца „нездоровое воображение“, он — наглый лгун».

Не оставалось сомнений: наша семья — излюбленная цель и горожане на самом деле решили достать Терри. Мать испугалась за него, а я испугался ее страха. Ее страх приводил в ужас. Она садилась на кровать сына и, пока он спал, с вечера до рассвета шептала: «Я тебя люблю», словно пытаясь подсознательно изменить его поведение, пока его не изменили другие. Мать понимала, что перевоспитание ее сына стало одним из главных приоритетов горожан. Раньше он был их главной гордостью, теперь стал главным раздражителем, и, поскольку брат не порвал с бандой и продолжал воровать и устраивать уличные драки, поступило новое предложение: «Надо отвести его в тюрьму на холме. Пусть кто-нибудь из заключенных расскажет ему, какая страшная жизнь за решеткой. Может, тактика запугивания подействует».

Отец на всякий случай заставил пойти и меня — чтобы мне не пришло в голову взять пример с брата и стать на путь преступления. Мы поднялись по склону к нашей истинной школе, и грязная дорога показалась мне открытой раной на теле холма.

Нам организовали встречу с самым жутким преступником. Звали его Винсент Уайт. Его жизнь за решеткой была несладкой. Семь раз его резали ножом, исполосовав ему все лицо, на левый глаз он ослеп, а губа у него болталась наподобие ярлыка, который начали отдирать от покупки. Как-то раз Терри встречался с Винсентом вместе с Гарри.

— Странно, что вы решили повидаться со мной, — начал без обиняков заключенный. — Вы же закорешились с Гарри. — Терри незаметно мотнул головой, пытаясь подать ему знак, но единственный глаз Винсента был в то время обращен на нашего отца, и он как ни в чем не бывало продолжил: — Кого это ты с собой привел? Своего старика?

Отец потащил нас вон из тюрьмы, словно в ней вспыхнул пожар, и с тех пор сыновьям Дина было запрещено туда заходить. Раз-другой я пытался навестить Гарри, но меня вышвыривали. Это был сокрушительный удар. Такого мне еще не приходилось испытывать. Мне отчаянно требовался совет Гарри. Не оставалось сомнений: назревает кризис. События развивались не в нашу пользу. Не будь я тогда в состоянии хандры и подавленности, я бы постарался заставить брата уехать из города, когда вскоре после инцидента в тюрьме у него появилась возможность выкрутиться из заварухи, повинен в которой был я.

Днем в пятницу Бруно и Дейв покидали город на украденном джипе, нагруженном не только их собственными пожитками, но и имуществом других людей.

Они посигналили, мы с Терри вышли к ним.

— Поехали, приятель, — предложил Дейв Терри. — Мы сматываемся из этого дерьмового города.

— Я не поеду.

— Почему?

— Не поеду — и все.

— Слабак!

— Ты же знаешь, тебе не удастся ее отпороть, — сказал Бруно.

Терри ничего не ответил. Мотор взревел, хотя в том не было необходимости, взвизгнула резина, и близнецы унеслись прочь. Меня потрясло, как после всей той боли, душевных переживаний, драм и волнений, что эти двое нам причинили, они так бесцеремонно уходят из нашей жизни. Терри без всяких чувств смотрел на пустую дорогу.

— И кого же это тебе не удастся отпороть? — спросил я.

— Никого! — отрезал брат.

— Мне тоже.

Следующее городское собрание было назначено на понедельник. Мы все боялись этого дня. Нам было известно: оракул собирался сделать еще одно предложение в отношении Терри. Мы избегали встречаться взглядами с кем бы то ни было. По недоброжелательным лицам горожан можно было подумать, что в детстве они испытали приступ ярости и потом всю жизнь сдерживали ее. Перед нами расступились. Впереди специально для нас было оставлено четыре места. Три мы заняли — сели мать, отец и я — а Терри остался дома, разумно решив бойкотировать мероприятие. Неловко примостившись на деревянном стуле, я из-под опущенных век смотрел на фотографию королевы, снятую во время ее двадцать первого дня рождения. Королева тоже казалась испуганной. Мы с ней с нетерпением ждали, когда зачитают предложение относительно Терри. Но его оставили напоследок. И вот этот момент настал.

«Предлагаю отправить Терри Дина в психиатрическую клинику в Портленде, чтобы там изучили его склонность к насилию и антиобщественным выходкам».

Поспешив вон из зала, я удивился необыкновенно светлому вечеру. Небо озаряла огромная луна — не столько полная, сколько откровенно толстая, она плавала над пустынными улицами. Мои шаги были единственным в городе звуком, если не считать лая собаки; возбужденная моим паническим страхом, она некоторое время не отставала от меня. Я бежал, пока не оказался дома, но не остановился и там. Влетев во входную дверь, я устремился из коридора в спальню. Терри сидел на кровати и читал.

— Беги! — закричал я. Найдя спортивную сумку, я стал кидать в нее вещи брата. — Уноси ноги, пока сюда не явились! Тебя собираются поместить в психиатрическую клинику!

Терри спокойно поднял на меня глаза.

— Глупые придурки. Кэролайн там была?

— Да, но… — Я услышал в коридоре шаги и прошептал: — Прячься! — Шаги были уже у самой двери. — Поздно. — Створка открылась, и в спальню ворвалась Кэролайн.

— Тебе необходимо скрыться! — выкрикнула она.

Брат посмотрел на нее своими ясными глазами, и это вывело ее из равновесия. Они глядели друг на друга не шевелясь, так стоят друг против друга нелепо расставленные манекены. Я был совершенно изолирован от энергетики в комнате. Это стало для меня потрясением. Кэролайн и Терри неравнодушны друг к другу! Я еле сдержался, чтобы не вырвать собственный глаз и не поднести его им на ладони.

— Я помогаю Терри собирать вещи, — нарушил я напряжение момента и не узнал собственного голоса. Брат нравился Кэролайн, не исключено, что она его даже любила. Я был в ярости. Чувствовал, что меня заливает всемирный потоп. Я нетерпеливо кашлянул. Ни один из них не посмотрел на меня, даже знаком не показал, что я с ними.

Кэролайн села на край кровати и стала постукивать пальцами по одеялу.

— Тебе надо уехать.

— Куда мы поедем?

Я повернулся к ней, ожидая ее реакции.

— Я не могу, — наконец ответила она. — Но я стану тебя навещать.

— Где?

— Не знаю. В Сиднее. Поезжай в Сидней.

— И не тяни! — Я крикнул так громко, что мы не услышали вторую порцию шагов.

Вошли двое мужчин — проявившие особое рвение добровольцы из толпы линчевателей. Они взяли на себя функцию громил из службы навязываемых таксомоторных услуг. Терри пытался сопротивляться, но напрасно, а в спальне тем временем прибавлялось людей, и на всех лицах было решительное, враждебное выражение. Они выволокли брата на улицу, и мне показалось, что при свете луны его лицо источает белое сияние. Кэролайн не расплакалась, но зажимала ладонью рот, на двадцать минут затаив дыхание. А я в бешенстве хрипло кричал на беспомощно стоящих рядом родителей: