– Много у тебя еще этих причиндалов? – спросил Шакнар.

Ханчи перестал греть озябшие ладони и нырнул с головой в свою торбу.

– Ты будешь смеяться, но это последняя, – заявил он через паузу. – Если завтра не наступит резкое потепление, мы околеем. Или придется бегать по кругу до самого рассвета.

Все собственные запасы талисманов Шакнар передал Юкагиру при назначении. Да и осталось их всего ничего – большинство волшебных амулетов погребла под собой злополучная лавина. А лечебные фиалы вообще успели закончиться за день до оползня. Последний механический обогреватель. Через одну ночь, к утру, половина из них превратится в замерзшие сосульки. Шакнар подивился самообладанию гоблина. Его расу никогда не считали символом храбрости.

– Э-э-эх, Ханчи, как же тебя, такого ушлого, угораздило оказаться в этом походе? – вздохнул орк.

– Ты еще поинтересуйся, зачем мой народ участвует во всеобщей войне, – отозвался Ханчи.

– Интересуюсь.

– Ну, во-первых, нас особо никто не спрашивал. Во-вторых, а как же коммерция? Неужели военные заказы пройдут мимо нас? Все эти замечательные поставки обмундирования и продовольствия? А оружие? Да знаешь ли ты, сколько армия потребляет в год банальных наконечников для стрел? Или восковых свечей, к примеру. Лекарства я не упоминаю – на них монополия у йотунов.

– Погоди, уж не хочешь ли ты сказать, что гоблины сражаются за Шенк ради возможности при этом торговать?

Ханчи изумленно воззрился на бывшего командира:

– А ради чего по-твоему вообще ведутся войны?

Теперь настала очередь Шакнара вытаращиться на начальника штаба:

– Уж точно не ради барышей!

– Ага. Конечно. Рассказывай. Ради чего тогда?

«Жизнь в сапогах» замер на мгновение. Он уже и сам немного подзабыл первоначальную причину столкновения с Лигой, но призвал на помощь всю свою сообразительность:

– Ради захвата вражеских территорий. Дань, контрибуция.

– Вот. Тот же бизнес. Это чтобы окупить первоначальные вложения.

– Стой. Забудь про контрибуцию. Иногда ее и брать бывает не с кого. Хм… Вот! Война ведется, чтобы получить власть над мирным населением противника.

– И зачем тебе эта власть? – вкрадчиво поинтересовался Ханчи.

– Чтобы собирать… – Шакнар осекся. – Ах ты, гнойная отрыжка! Чуть не поймал меня! Стоп!!! Я понял! Война ведется для того, чтобы присоединить земли врага к своим территориям. Съел?

– Это если ты собираешься туда переселить собственный народ. Только в этом случае. А Калимдор готов обосноваться в эльфийских лесах?

– Мы не променяем свои предгорья ни на одно место в мире.

– Может, Нургай попробует их обжить?

– Они – кочевники. Сам знаешь.

– Понятное дело. Для любого народа нет ничего краше Родины. Так? Конечно, так! Тогда на кой, скажи, тебе земли эльфов?

– Ну, земля производит различные дары.

– Угу. Дары. Товар. Деньги. Вот мы опять вернулись к деньгам. Будешь еще спорить?

– Да чтоб тебе рожу чирьи вздули! Плевать мне на все расчеты. Просто мы правы, а они – нет! Мы – хорошие, они – плохие.

– Ставлю сто цехинов на то, что на другой стороне думают точно так же!

Шакнар сердито отвернулся. Ханчи бросил на него сочувственный взгляд, а потом достал из торбы гоблинскую лепешку-завертыш с начинкой из требухи, разломил и протянул орку половину. Шакнар со вздохом взял еду, поднес к морде Халы, но пума даже не открыла глаза. Лишь ее бок под одеялом вздымался от прерывистого дыхания.

– Как считаешь, долго нам еще ползти по этим перевалам?

Ханчи с усилием протолкнул внутрь откушенный кусок и ткнул черным от засохшей земли пальцем в направлении утеса, что преграждал им путь.

– Посмотрим, что находится вон за той горой. Важно, чтобы Юкагир держал направление. Может, тогда и дойдем.

Шакнар осторожно придвинулся к горячему боку Халы и стал укладываться на ночлег. От жара металлической болванки снег вокруг стаял в жирную грязь. Ветер понемногу превратился из воющего волка в негромко ворчащего пса. Льдистые снежинки уже не метались над их головами, а тихонько падали на плечи.

– Держись, Хала, – тихо попросил Шакнар, чуть коснувшись губами ее палевой шерсти. Он немного еще посмотрел, как поднимается и опадает войлочная накидка на ее израненном теле, а потом положил голову на свой походный мешок.

На следующий день они перевалили еще за один горный хребет и им открылась зеленая долина у его подножия. Они различили в ней рощи, увидели полосато распаханные поля, а еще дальше глазастый Юкагир рассмотрел город. Строения в нем были сложены из тесаного камня и лепились густо друг к другу. Несмотря на то, что до обжитых мест было еще больше дня пути, им показалось, что в воздухе повеяло домашним теплом и запахами очага. Шакнар почувствовал, что внутри все дрожит, словно натянутая тетива лука. Глаза застилала пелена. Ханчи фамильярно хлопнул по плечу бывшего командира и радостно воскликнул:

– Бегенч! Слышишь? Это – Бегенч!!!

– Тихо! – шикнул на него «Жизнь в сапогах». – Вдруг лавина?

Гоблин испуганно втянул голову в плечи. Но лавины по счастью не случилось.

* * *

Соленая вода разъедала глаза. Пальцы рук стали мыльными. Лодка вильнула, вновь зарываясь носом в волну. Прямо рядом с бортом Галвин увидел острый шпиль рифа, весь зеленый от водорослей. Гребцы изо всех сил налегли на весла. Шлюпку тряхнуло, ее дно с тревожным хрустом проскребло по очередному подводному валуну. И все. Впереди лежала ровная водная гладь бухты и берег. Впрочем, земля почти не просматривалась из-за множества аккуратных домиков на толстых деревянных сваях. За некоторыми из них через полосу прибоя тянулись узкие хвосты пристаней и настилов, другие просто стояли в воде, словно коренастые великаны, которым вздумалось искупаться.

– Прорвались, – выдохнул Догмал. – Страшно было?

Громмард недоуменно передернул плечами. Он не понял значения вопроса. Навигатор быстро опустил ладонь в воду и выдернул ее через мгновение с зажатой в кулаке серебряной рыбой.

– Богатое место, – жмурясь от удовольствия, сообщил он.

А Галвин во все глаза рассматривал прибрежные строения и фрагменты пейзажа, который проглядывал сквозь их ряды. Он заметил, что сразу за полосой литорали земля вздымалась прямоугольными уступами. Наверняка это было сделано специально – местные таким образом защищали свои сады от свирепых петронелльских приливов. Инженер увидел пирамидки кипарисов, широкие зонтики инжира, между которыми пламенели огненными цветами кусты делоникса. Как бывший алхимик, он прекрасно разбирался в ботанике, поэтому с жадным любопытством разглядывал растительные культуры прибрежной зоны. Его поразила гармоничность всего увиденного. Люди здесь просто жили и старались устроить свою жизнь с максимальным комфортом. Галвин поймал себя на мысли, что невольно выбирает место для береговой батареи, прикидывает сектор обстрела, и невесело рассмеялся.