из Москвы. Какие это были дорогие сердцу минуты! До войны эти передачи казались нам такими обыкновенными, а теперь они как будто шли к нам с другой планеты. Мы старались не пропустить ни одного слова, ни одной пропетой в Москве песни.

Красные флаги

Перед Октябрьскими торжествами Олег был очень занят.

Бывало, напомню ему о еде, об отдыхе — куда там! — и слушать не хочет:

— Времени мало! Вот на праздник отдохну, а сейчас нужно спешить. Дай мне, мама, кусочек хлеба, я побегу.

Сунет в карман лепёшку — и на улицу.

К этому времени с продовольствием в Краснодоне стало совсем худо. Лишь иногда удавалось достать стакан пшена; его растягивали дня на три для супа. Чтобы достать хоть немного продуктов, приходилось уходить далеко от дома с тачкой.

Дяде Коле и Олегу невозможно было заниматься этим: немцы забирали всех мужчин и подростков с тачками, угоняли их куда-то, и они уже не возвращались. Придёшь, бывало, домой с четвертью пуда плохой муки, чёрная от степных ветров и солнца, совсем без сил, ноет каждая косточка.

Всё, что доставали, делили поровну. Порции были маленькие, прямо птичьи. Однажды я сварила жидкий пшённый суп. Олега не было дома, и я оставила ему его долю.

Сын пришёл вместе с Серёжей Тюлениным. По их глазам я сразу поняла, как они хотят есть. Олег отвёл меня в соседнюю комнату:

— Мама, есть что покушать?

— Я оставила тебе суп и лепёшку.

— Мамочка, — прошептал Олег, — знаешь что? Подели нам это с Серёжей, а? Он два дня дома не был. Дело важное выполнял. Ничего за это время не ел.

И они по-братски поделили жалкую порцию. Я смотрела на них и думала: «Какие вы ещё дети!»

И вот пришли наконец Октябрьские праздники 1942 года. Молодогвардейцы, наперекор всему, решили встретить их по-советски. Шестого ноября ребята собрались у нас на квартире.

Вспомнились тут мне наши праздники на воле: веселье, смех, цветы, песни, музыка; улыбающиеся лица людей, подарки ребятам; вечером — заздравные чаши в кругу близких, родных, за столами, полными всякого добра; шутки, танцы…

Но, пожалуй, именно в тот день, 6 ноября, когда ребята стихли у приёмника, я с особой силой почувствовала, как же прекрасна была та наша жизнь! И никаких жертв не надо страшиться ради того, чтобы снова отвоевать наше счастье.

Ребята, сидя у приёмника, думали, наверно, то же самое, только каждый по-своему. Но вот они все пододвинулись друг к другу. В приёмнике послышался треск, и вдруг кто-то из ребят прошептал:

— Москва!..

Уже на следующий день с утра весь Краснодон знал, что́ передавали из Москвы. Люди, встречаясь, говорили друг другу:

— Слышали? Скоро и на нашей улице будет праздник.

И, как бы в подтверждение этих слов, в Краснодоне произошло то, о чём долго потом с гордостью и надеждой говорили в народе.

Серым, пасмурным утром на всех высоких зданиях, на шахтных трубах, терриконах и на самом высоком дереве в городском парке люди увидели красные флаги с яркими лозунгами:

«Да здравствует 25-летие Октябрьской революции!»

«Да здравствует Красная Армия!»

«Смерть немецким захватчикам!»

Подул ветерок, и флаги развернулись по ветру над домами полиции и жандармерии. Немцы буквально взбесились.

Видела и я красные флаги и скорей побежала домой. Олег сидел на диване, читал книгу с самым невинным видом. Я бросилась к нему:

— Олежек! Кто же это сделал?

Олег только пальцами прищёлкнул:

— Есть такие, что не спят! А красиво, мама?

И с сияющими глазами рассказал, что задумали они это давно, вспомнив, как луганские рабочие ещё в 1903 году подняли флаг на трубе паровозостроительного завода.

Флаги шили девушки «Молодой гвардии» в Краснодоне и в посёлках по квартирам. Всякие кусочки собирали, сшивали, потом окрашивали материю в красный цвет.

Валя Борц и Серёжа Тюленин подняли флаг на шахте № 1-бис. Люба, Уля, Коля Сумской, Толя Попов, Сеня Остапенко и другие — на других домах. Все оказались молодцами, все сделали своё смелое дело. Олег и Ваня Земнухов подняли флаг на крыше школы.

— А знаешь, мама, что ребята сделали? — сказал Олег. — Под тремя флагами пристроили пустые консервные банки, а внизу на здании написали: «Минировано».

Известие о флагах молнией облетело не только Краснодон, но и близлежащие сёла и хутора.

Полицейские и гестаповцы бросились разгонять людей на улицах, ругались, угрожали расстрелами.

Флаги они сорвали, но народ теперь знал: есть в Краснодоне мужественные борцы и герои, и им не страшны ни оккупанты, ни их прихвостни — полицаи.

Целый день развевались по ветру три «минированных» флага. Немцы решились их снять только к вечеру.

В этот же день праздника, по заданию штаба, неугомонные ребята роздали подарки семьям фронтовиков.

Те из молодогвардейцев, которые не успели вступить в комсомол до войны, получили временные комсомольские удостоверения, действительные на все время Отечественной войны. В «Молодую гвардию» мог войти всякий, кто хотел бороться с врагами, но принадлежность к комсомолу ребята считали превыше всего. Комсомольский билет получал тот, кто смело и отважно, не щадя своей жизни, успешно выполнил два-три боевых поручения штаба.

Таким образом, в «Молодой гвардии» комсомольцами были все, и все строго по уставу вносили членские взносы. Деньги организации необходимы были всегда, но взять их было неоткуда, кроме как из членских взносов. Поэтому взносы принимались в любом размере — можно было внести пять рублей и пятьдесят.

На эти средства и были закуплены подарки семьям фронтовиков. Оставалось раздать их. И вот в семью фронтовика неожиданно являлся неизвестный юноша или девушка. Они молча передавали штук десять картофелин, немного хлеба, деньги. Обрадованные люди спрашивали:

— Да откуда это?

Посланные говорили:

— Наши прислали.

И моментально исчезали.

Так никто и не узнал, что подарки семьям фронтовиков принесли бойцы «Молодой гвардии», рискуя жизнью и сами полуголодные.

Не забыла «Молодая гвардия» и своих старших товарищей — арестованных коммунистов.

Немцы иногда разрешали передачи арестованным в тюрьмы. Правда, полицейские всё хорошее отбирали себе, но всё же кое-что доставалось и арестованным. Ребята моментально воспользовались этим.

В тюрьму являлся молодогвардеец с передачей.

— Кому?

— Петрову.

Полицейский осматривал узелок, отбирал, что ему понравилось, а то, что осталось, нёс в камеру.

Через час являлся другой молодогвардеец:

— Передача.

— Кому?

— Петрову.

Повторялась та же история, и полицай, ворча, передавал узелок. Но спустя некоторое время в тюрьму являлся третий молодогвардеец:

— Примите передачу Петрову.

— Что за чертовщина? — выходил из себя полицейский. — Петрову уже третий раз на дню приносят.