— Привет, малышка, — проворковала я, — поздоровайся с мамочкой.

Не успела я извиниться перед ней за то, что выглядела такой неряхой в первый месяц ее жизни, как она заорала благим матом. Она определенно не знала, кто я такая! Я была совсем не похожа на ту женщину, к которой она привыкла, да и пахло от меня по-другому.

Я успокоила ее, объяснив, что это настоящая я, а та неряха, которая ухаживала за ней последнее время, лишь притворялась ее матерью.

Она вроде нашла мое объяснение вполне логичным.

Затем я отправилась вниз, чтобы поздороваться с мамой, которая смотрела телевизор.

— Привет, мам, — сказала я.

— Привет, детка, — ответила она, на секунду оторвав взгляд от экрана.

Потом мама вдруг круто развернулась и взглянула на меня еще раз.

— Клэр! — воскликнула она. — Ты встала! Ты оделась! Ты выглядишь прекрасно! Это замечательно!

Мама поднялась с дивана, подошла ко мне и крепко обняла. Она казалась такой счастливой. Я тоже обняла ее. Так мы долго стояли, обнявшись, со слезами на глазах.

— Кажется, я слегка оправилась, — сказала я дрожащим голосом. — Во всяком случае, начинаю. И прости меня за то, что вела себя как последняя стерва. И еще за то, что заставляла тебя так за меня беспокоиться.

— Знаешь, не надо извиняться, — мягко сказала она, все еще обнимая меня и улыбаясь. — Мы знаем, что тебе пришлось пережить. Мы просто хотим, чтобы ты была счастлива.

— Спасибо, мам, — прошептала я.

— И что ты собираешься сегодня делать? — весело спросила она.

— Ну, сначала досмотрю с тобой телевизор, — сказала я, показывая на экран. — А потом приготовлю для всех нас ужин.

— Очень мило с твоей стороны, Клэр, — с некоторым сомнением произнесла мама. — Но мы все умеем пользоваться микроволновой печью.

— Нет-нет! — засмеялась я. — Я хочу сказать, что приготовлю настоящий ужин. Ну, понимаешь, поеду в супермаркет, куплю свежие продукты и приготовлю все с самого начала.

— В самом деле! — несколько неуверенно сказала мама и посмотрела на меня отсутствующим взглядом. — На этой кухне уже очень давно никто не готовил настоящего ужина.

Меня так и тянуло сказать, что на этой кухне никогда не готовился настоящий ужин, во всяком случае, с тех пор, как мама встала у руля семейства Уолш, но я вовремя остановилась.

— Да ничего особенного, мам, — заметила я. — Сварю макароны с соусом, и все.

— Макароны… — выдохнула она с тем же отсутствующим видом, как будто вспоминая другую жизнь, другое время, другой мир. — Да, — кивнула она, очевидно что-то припомнив. — Да, я помню макароны.

«Господи! — подумала я в тревоге. — Неужели ее прошлые кулинарные попытки нанесли ей такую травму, что она до сих пор не может оправиться?»

— Значит, ты не возражаешь, если я возьму машину и поеду кое-что купить? — спросила я, немного нервничая.

— Если нужно, — сказала она слабым голосом, явно сдаваясь. — Если нужно.

— Не дашь ли мне денег в долг? — спросила я.

— Они принимают кредитные карточки, — быстро сказала мама. Упоминание о деньгах мгновенно перенесло ее из призрачного мира, где она обреталась, в сегодняшний день.

Понимаете, дело не в том, что моя мама жадная. Вовсе нет. Но будешь экономной, если многие годы пытаться содержать семью из семерых человек на скромную зарплату. От этой привычки трудно отказаться.

Мама дала мне ключи от машины и помахала рукой на прощание с таким видом, будто я уезжаю навсегда, а не в супермаркет, находящийся совсем рядом.

Я же пребывала в возбужденном состоянии: ведь я не выбиралась из дома уже несколько недель. Тоже, кстати, признак того, что мои раны начали заживать.

— Желаю хорошо провести время! — крикнула мне мама. — И помни, если ты передумаешь насчет ужина, не волнуйся. Ты никого не подведешь. Мы поедим, как обычно. Никто не станет возражать.

Создавалось впечатление, что ей вовсе не хочется, чтобы я что-то готовила.

Я великолепно провела время в супермаркете, толкая тележку вдоль полок с товарами, покупая продукты и вещи для своего ребенка, изображая счастливую семью, хотя в этой семье всего один родитель. Пока я умирала от горя и валялась пьяной, мама с папой покупали все, что нужно Кейт. Но пришло время взять все заботы на себя.

Я кидала в тележку всякие экзотические продукты и наслаждалась от души. Плевать на расходы! Ведь я плачу кредитной карточкой. А куда придет счет по кредитной карточке? Правильно. В мою лондонскую квартиру. И кому придется его оплачивать? Снова верно. Джеймсу.

Я улыбалась другим молодым и не очень молодым мамашам, которые тоже делали покупки. В конце концов, почему я не могу чувствовать себя одной из них? Молодой женщиной с ребенком. Без всяких проблем, кроме, пожалуй, вероятности не высыпаться ночью в ближайшую декаду. Разве по мне можно сказать, что мой муж меня бросил?

Я больше не бряцала своим унижением, как оружием. И не завидовала нормальной жизни других. Я уже не ненавидела каждую женщину за то, что ее муж не бросал.

Откуда мне знать, что женщина, с которой мы вместе поморщились при виде авокадо, счастлива? Разве можно определить, что женщина, которую я слегка толкнула, когда доставала с полки банки с медом и горчицей, не имеет никаких забот и проблем?

В каждой избушке свои игрушки.

Невозможно быть идеально счастливой.

Господь вовсе не выбирал меня персонально, чтобы обречь на печаль и страдания.

Я — обыкновенная женщина с обыкновенными проблемами и хожу, как все, по магазину среди таких же обыкновенных женщин.

Я прошла мимо винного отдела, обратив внимание на ряды водочных бутылок, которые сверкали и звали к себе. Мне казалось, я слышу, как они кричат: «Эй, Клэр, давай сюда! Выбери меня! Выбери меня! Возьми нас с собой домой!» Я машинально повернула тележку в этом направлении… а затем резко свернула в сторону. «Вспомни тетю Джулию», — сказала я себе.

Папа был прав. Какая это жизнь — валяться пьяной в постели? Это ничего не решает.

Я испытала шок, сообразив, что, по-видимому, стала взрослой. Я соглашалась с основными положениями папиной лекции о вреде пьянства, вместо того чтобы хмыкать и надсмехаться над ней. Разумеется, я знала, что этот день когда-нибудь настанет, но оказалась к этому не готова. Если я не послежу за собой, то следующим шагом будут замечания вроде: «Это мальчики или девочки?» — при виде новой поп-группы по телевизору. Или: «Почему у них теперь в песнях нет никакого мотива? Это же не песня, а просто какофония».

Слегка огорченная, я пошла к кассе и расплатилась, получив огромное удовольствие от астрономической цифры на счете, который придется оплатить Джеймсу.

И мы с Кейт, которая была привязана к моей груди, поехали домой.