Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выкрик кого-то из ординарцев был настолько испуганным, что бывший штабс-капитан быстро повернулся. Увиденное ему не понравилось – и без бинокля было видно, как чехи выводят из вагонов оседланных лошадей. До двух эскадронов чехов готовились атаковать, а не защищаться, иначе бы заняли позиции у зданий, выставив пулеметы.
На кого будет направлена кавалерийская атака?
На этот вопрос Нестеров ответа не знал, но в одном был уверен – по его частям чехи не ударят, побоятся нарушить соглашение с ВРК. Но вот осмелятся ли они напасть на белых?
Вряд ли, скорее, демонстрируют своим бывшим союзникам готовность не пустить их к железной дороге, а значит, опасаться за левый фланг не стоит. А вот правый, особенно деревня Ухтуй, вызывал все боˊльшие опасения у командующего, и не только у него. Было видно, что партизанская вольница стала смещаться все ближе и ближе к селению, частично оголяя центр, за которым резервов не было.
Оно и понятно – мятежным крестьянам, привыкшим нападать из глухой тайги, а потом растворяться в непроходимых дебрях, бой в открытом поле нравился все меньше и меньше. И угроза, что они могут быть обойдены и отсечены от спасительного лесного урочища, привела повстанцев Игнатова и Куклина в состояние нервозности. Вот только зря все это – Нестеров видел, что белые залегли в кустарнике под плотным пулеметным огнем и в разрывах шрапнели, не дойдя до домов каких-то две сотни метров. И потребуется время, чтобы подготовить новую атаку.
Неожиданно с левого фланга, загнутого вдоль железной дороги, донеслись громкие звуки ожесточенной перестрелки, причем белые пулеметы били беспрерывно, перестав экономить патроны. Следом донеслись хриплые крики «ура», и тут же артиллерия каппелевцев стала молотить беглым огнем по прикрытым засеками позициям.
Нестеров обернулся и целую минуту мог только прислушиваться к звукам нарастающего сражения – пелена снега, поднятая взрывами уже фугасных снарядов, скрывала происходящее от глаз. Но когда снежная круговерть осела, командующий Западной группой ВССА испытал жгучий холод, словно окунулся в ледяную купель.
Левый фланг был прорван на всю глубину, отсеченная позиция попала под самый губительный продольный пулеметный огонь, сопровождаемый разрывами шрапнели над головами не отступающих, а буквально драпающих красноармейцев, бросающих на бегу винтовки и шинели и тут же падающих на снег под пулями и осколками. А на их прежних позициях, оставленных в панике, появились неожиданно густые цепи белых стрелков, за которыми уже перешла на рысь кавалерийская лава.
Немея от нахлынувшего ужаса, Александр Герасимович прижал к глазам бинокль – за атакующими белыми выступила густая колонна пехоты, разворачиваясь с ходу из походного порядка в боевой. И Нестеров понял, что его провели, как юнкера на занятиях по тактике в училище, где он прошел ускоренный курс обучения.
Белые вели свое настойчивое наступление на Ухтуй как демонстрацию и обманули не только партизан, но и его. А главный удар нанесли слева, бросив в прорыв подошедшие резервы, причем весьма многочисленные, судя по колонне. И вряд ли последние – части вводятся в бой прямо с марша, а значит, за ними идут и другие.
– Измена!
– Чехи наших рубят!
– Все пропало!
– Спасайтесь!
Паника стремительно распространялась среди солдат 10-го Советского полка – и Нестеров сразу понял ее причину, оглянувшись назад. За минуту до этого он осознал свой единственный шанс к исправлению ситуации – накрыть прорвавшихся белых шрапнелью – и хотел отдать приказ на батарею не жалеть снарядов и обстрелять наступавших каппелевцев беглым огнем. Вот только артиллерии у него уже не было, бегущих от пушек бойцов, часто падающих в снег, настигали и рубили сверкающими на солнце шашками всадники в серых бекешах.
– Это не чехи! Это изменники-казаки наших рубят!
Нестеров за одну секунду понял, что произошло. Чехи были в длиннополых кавалерийских шинелях, а тут орудовали клинками полсотни оренбуржцев войскового старшины Воротова, которые вовремя решили перекинуться на сторону победителей – обычное дело в гражданской войне, сам командующий это совсем недавно в Иркутске сотворил. Вот только после этой измены казаков и потери артиллерии поражение красных превращалось в неизбежный разгром, тут даже военный гений самого Наполеона ничего бы не смог сделать.
– Бежим до станции, братцы!
– Там чехи, нас не выдадут!
– Тикаем!!!
Кто-то из самых сообразительных бойцов крикнул спасительный приказ, опередив выкрик бывшего штабс-капитана «отступаем», и несколько сотен красноармейцев, растерявшихся от нахлынувшего в их души страха, утопая в снегу, перепуганными курицами бросились к спасительной станции, страшась оглянуться назад и увидеть за собой сверкающие шашки настигающей беглецов кавалерии. Нестеров промедлил всего несколько секунд, но этого хватило, чтобы избавиться от шинели, что будет мешать ему в беге, и испытать мгновенный прилив счастья.
Белая конница пошла не к станции, а двинулась влево, параллельно красному фронту, в глубоком его тылу настигая бегущих к Ухтую партизан, безжалостно рубя тех и затаптывая в снег конями. Стрелки, поспешая за всадниками, перестреляли в спину пулеметчиков, не ожидавших удара с тыла. Затем каппелевцы методично стали отстреливать и колоть штыками еще продолжавших сидеть в окопах тех красноармейцев и партизан, что не успели покинуть уже обреченные укрепления.
Досматривать страшную картину безжалостного уничтожения вверенных ему войск бывший штабс-капитан Нестеров не стал – бросив все снаряжение, включая шашку, бинокль и кобуру с наганом, он вскоре обогнал своих бойцов, сам поражаясь своей неизвестно откуда взявшейся неимоверной резвости. Словно победитель в марафонской гонке, не чуя ног, задыхаясь и кашляя на морозном воздухе, ворвался на станцию одним из первых, расхристанный, без ремня и упавшей на бегу папахи.
Сюда же, на маленькую пристанционную площадь, чешские кавалеристы согнали несколько сотен удравших вместе с ним бойцов, без слов срывая с красноармейцев подсумки с патронами и отбирая винтовки. Как Нестеров и рассчитывал, чехи вывели конницу для их спасения, хотя эффект от их появления оказался прямо противоположным – сами того не желая, «союзники» сыграли на руку белым.
– Пся крев! Кто командует этими вояками?!
Незнакомый чех прекрасно говорил на русском языке. Явно кадровый офицер, судя по виду и выправке, он громким голосом так рявкнул на сгрудившуюся толпу красноармейцев, что та попятилась перед ним. После этого чех окинул дрожащих и хрипящих людей презрительным взглядом, стащив с правой руки перчатку.
– Я командующий Западной группой Восточно-сибирской советской армии Нестеров, – бывший штабс-капитан сделал шаг вперед, мысленно возликовав – теперь чехи с ним ничего не сделают и белым не выдадут, слишком много свидетелей.
– Каков ваш чин в русской армии?
Быстрый и резкий вопрос последовал внезапно, и Александр Герасимович от неожиданности вздрогнул. И помимо воли, отведя глаза в сторону и не смотря на уверенного в себе интервента, испытав прилив стыдливости за свой неподобающий вид, ответил: