Целая дивизия японцев расквартирована в Забайкалье, где вела ожесточенные бои с местными повстанцами. Страна восходящего солнца и так высказала свое крайнее возмущение от проведенного чехами и американцами во Владивостоке переворота, и приступить к подобной операции в Забайкалье было бы опрометчиво. Кроме того, пока еще не удалось договориться с выбранным в Бичуре партизанским ревкомом о создании в Верхнеудинске «коалиционного правительства», подобного Политцентру, а потому тайком вооружить партизан явилось бы неразумным шагом – японцы не глупцы и моментально поймут, что к чему.

Сыровы сильно недолюбливал строптивого атамана, чья угроза взорвать кругобайкальские туннели привела его в конце декабря в тихое бешенство. Разоружить посланные атаманом отряды удалось без труда, но тут вмешались японцы и заставили вернуть пленных и с оружием, и с тем убожеством, что они «бронепоездами» называли. И еще одно обстоятельство сильно сдерживало командующего корпусом – уголь для дальнейшего продвижения эшелонов чехи могли получить только от атамана, что еще контролировал немногочисленные шахты, бедные этим столь нужным топливом, в отличие от черемховских копей в Прибайкалье.

– Нам удалось также отстоять совместную охрану «золотого эшелона», мы его отдадим им, как только Иркутск пройдет арьергард дивизии Прхалы, никак не раньше, – в голосе генерала просквозило едва скрываемое сожаление – расстаться с мечтой увезти с собою «литерные поезда» Колчака было тяжело, но ситуация сложилась такая. Все не вывезешь, нужно чем-то поступиться, тем более ВРК в Иркутске никак не мог повлиять на преследующую корпус от Енисея 30-ю дивизию красных.

Всего-то одна дивизия, но чрезвычайно сильная по составу – в нее массами вливали сдавшихся колчаковцев, и те, стараясь получить от советской власти прощение за прошлые прегрешения, дрались зло и напористо, захватывая один за другим застрявшие на железной дороге эшелоны. Придется давать бой у Нижнеудинска, сдержать красных румыны не в состоянии. Или договориться с командованием 5-й красной армии полюбовно…

– Пан генерал, дурные вести, – обычно сдержанный полковник Зайчек был хмур, как ненастная погода в родных Карпатах. Он держал в руках листок бумаги и карандаш. Неожиданно раздался треск, в наступившей тишине похожий на выстрел, – то в крепких пальцах полковника сломалась деревянная палочка с грифелем.

«Что случилось?!»

Немой вопрос проступил на лицах собравшихся, все разом осознали, что произошло нечто совершенно необычное, выбивающееся из привычных представлений, раз начальник разведки потерял над собою контроль, что на их памяти произошло впервые.

– Зиминская группа красных почти полностью уничтожена, – повинуясь кивку Сыровы, Зайчек сел на стул, положив руки на стол, – он уже собрался, минутная растерянность прошла, и полковник заговорил прежним, сухим и бесцветным голосом: – Полковник Прхала докладывает – в ходе двухчасового боя белые атаковали и прорвали позиции красных. До семисот большевиков во главе с Нестеровым бежали на станцию, все остальные окружены и полностью истреблены. Артиллерия и пулеметы брошены, как и поезда с запасами.

– Ничего страшного, – буркнул Сыровы. – Этого мы могли ожидать, у ВРК ведь воюют вчерашние колчаковцы…

– Пан генерал, наш горячий Прхала нанес Нестерову прилюдно пощечины, разоружил красных и загнал их в пакгаузы, выставив надежную охрану. Сообщил, что не сдержался от сообщения, что западнее Нижнеудинска красные сильно потрепали первый дивизион его конного полка, захватив три эшелона и повредив бронепоезд.

– Это он зря сделал, но я его понимаю – большевицкие командиры вызывают презрение! Бросить свои войска и бежать, спасая собственную шкуру?! Ох уж эти русские…

– Не следует обобщать, пан генерал, эти русские могут быть совсем другими…

– Перестаньте, полковник, – раздраженно бросил Сыровы, – я видел их всяких! Мы не должны защищать белых, если они сами не способны воевать, а только отступать, имея больше солдат, чем преследующие их красные. Ничего страшного не случилось, вы зря заволновались! Пусть Прхала заберет пушки, они ведь в трехверстной «нейтральной» полосе?! И дело с концом, нам незачем вооружать белых артиллерией, раз они свою бросили! Нестерова и его отряд нужно подержать денек в заключении, пока белые не покинут Зиму – зачем напрасно дразнить гусей? Свяжитесь по телеграфу с Зимою немедленно, – Сыровы чуть поморщился – в Верхнеудинске линию взять под свой контроль не удалось, пришлось делить ее с японцами. А потому при передачах следовало соблюдать известную осторожность – узкоглазые союзники не могли не иметь опытных специалистов по дешифровке.

– Как только белые уйдут, пусть Прхала вернет большевикам оружие и поезда. И как можно быстрее под нашей охраной доставит в Иркутск – ВРК оценит наше содействие.

– Не знаю, пан генерал, – вздохнул Зайчек, помедлил и решительно заявил: – Белыми под Зимою командовал сам генерал Каппель – Прхала видел его собственными глазами, живого и здорового!

– Что за чушь?! Он же четыре дня назад умер! Его труп видели наши солдаты в Тулуне и прикасались к нему! Десятки солдат и офицеров, что знали его лично!

Сыровы не сдержался и чуть ли не взвился со стула. Чехи, сидящие за столом, от этого известия изумились не меньше своего командующего, тем более что вчера прочитали приказ Войцеховского о вступлении в должность. И Богдан Павлу осторожно спросил:

– Может, русские устроили инсценировку с его смертью? Или мы имеем дело с самозванцем?

– Никак нет, – с непонятной почтительностью отозвался полковник Зайчек, его глаза были залиты какой-то тоскою. – Он умер от воспаления легких. Его осматривал наш врач! Но в церкви, во время отпевания, восстал из гроба, в котором пробыл на лютом морозе чуть ли не двое суток. Воскрес, панове, вы меня понимаете? И наш же врач его снова осмотрел – здесь нет никакой ошибки! Это сам генерал Каппель, а не мистификация!

Все потрясенно застыли, включая генерала. Зная дотошность Зайчека и видя его состояние, они ему сразу поверили. Воцарившееся мертвое молчание нарушил доктор Гирс, выдохнув из себя насквозь непечатные слова, которые прежде никто и никогда не слышал от этого интеллигентного в манерах и разговоре человека.

– Черт бы побрал этих византийских схизматиков с их чудесами!

Зима,

командир 3-й Иркутской стрелковой дивизии

полковник Ракитин

– Ваша дивизия, Василий Александрович, сохранив номер и наименование, сводится в бригаду. Раз капитан Мейбом доблестью своего полка открыл нам всем дорогу к Байкалу, то, включив сводную роту 10-го полка, назначаю его командиром Байкальского стрелкового батальона с тем же номером, куда войдет и его 49-й полк, наименования раньше не имевший. Теперь у него будет вырванное в бою новое для себя почетное имя, да и прежнее славное сохранится.

Каппель обернулся к полковнику Долго-Сабурову, пристально поглядел на молчавшего, еще не отошедшего от победной атаки офицера. И более жестко заговорил: