– Какие детали нам известны? Время, место?

На мгновение Кэмерон замолчала. Маку не надо знать обстоятельства, при которых был сделан этот снимок, и она должна сохранить свою роль во всем этом в тайне. По крайней мере, пока. Как агент Секретной службы она была осведомлена о политике неразглашения. Они не обсуждали защищаемых лиц, процедуру охраны и дела агентства с другими ведомствами.

Одинокая с самого детства, оставленная наедине со своей болью, неспособная и нежелающая добавлять к страданиям матери свои собственные, кажущиеся несущественными, муки после смерти отца, она научилась жить, держа постоянную защиту. Эта привычка, вперемешку с требованиями профессиональной деятельности, не позволяла ей раскрыться никому, и не важно, насколько она доверяла этому человеку или любила его. Мак спокойно ждал ответа. Напряжение росло.

– Фотография была сделана примерно в 01:30 ночи три дня назад на берегу залива Сан-Франциско.

Его светлая бровь поднялась, что оказалось единственным признаком удивления. Но Кэмерон не могла сказать, что его больше удивило: информация или ее осведомленность.

– По моим данным, мы ни разу не потеряли ее в Сан-Франциско, – сказал он.

– Да.

– Тогда как ей удалось ускользнуть от нас так надолго, что кто-то успел сделать тот снимок?

Видя его искреннее замешательство, она приняла решение, которое, по всей вероятности, могло изменить ее карьеру навсегда.

– Она и не исчезала с наших глаз. Человек на фотографии вместе с ней – это я.

Его реакция была абсолютно неожиданной:

– Вот черт! Где же тогда были наши агенты? Как, мать их за ногу, они позволили кому-то подобраться так близко к вам. Речь идет о полном провале нашей системы безопасности, черт подери!

Кэмерон пожала плечами с легкой усмешкой на лице.

– Мы находились не совсем в прямом поле зрения агентов, хотя у них был превосходный обзор периметра. У меня появилась одна мысль. К сожалению, уже после случившегося. Вероятно, он находился на одном из соседних пирсов с прибором ночного видения. Так можно было подобраться довольно близко к нам, не вызвав подозрений у агентов. В основном все их внимание было сосредоточено на движении на пляже.

– Коммандер, я могу говорить откровенно? – мягко спросил Мак.

– Конечно, Мак.

Глядя прямо в глаза Кэмерон, он твердо сказал:

– Я считаю своей обязанностью, обязанностью всей команды, защищать Блэр не только от физической угрозы, но и от подобного вторжения в ее жизнь. Знаю, невозможно лишить прессу доступа к ней, но, черт возьми, это уже личная территория. Общественность не имеет права знать о ее частной жизни. Я не хочу, чтобы это повторилось.

– Не знаю, как мы можем остановить это, Мак, – ответила Кэмерон. С расстроенным видом, она запустила руки в волосы. – Но снимок опубликован, и мне нужно знать, кто и как его сделал. Я также хочу знать… – она заколебалась, потому что следующие слова дались ей с большим трудом. – Я должна знать, замешан ли тут кто-то из наших агентов.

Голубые глаза Мака потемнели от боли, но он ответил решительно:

– Да, мэм. Если позволите, я хотел бы разобраться в этом лично.

– Возможно, в Вашингтоне не одобрят наших действий, – предупредила она.

– Принял к сведению.

– Возможно, меня отстранят от должности, Мак. Если это случится, я хочу, чтобы Ваша репутация оставалась незапятнанной. Вы должны будете занять мое место. Блэр нуждается в Вас.

– Не хотел бы я иметь дело с Цаплей, если кто-то попытается убрать Вас, коммандер.

Она улыбнулась.

– Да уж. Тем не менее, если до этого дойдет, я хочу, чтобы Вы отрицали любую информацию, полученную от меня. У нас никогда не было этого разговора.

– Да, мэм.

– Спасибо, Мак.

Кэмерон стояла на ковровой дорожке в небольшом холле между лифтом и широкой дубовой дверью квартиры Блэр и вспоминала, как пришла сюда впервые, и как много всего изменилось с тех пор. Она не хотела этой работы, не хотела женщины в своей жизни, не хотела испытывать вообще никаких чувств. Теперь же все, о чем она беспокоилась, находилось по ту стороны двери. Она подняла руку, чтобы постучать, но дверь открылась прежде, чем ее рука коснулась двери.

– Доброе утро, – сказала Блэр.

Она стояла с распущенными волосами и была одета в свободные белые хлопковые брюки на завязках и сочетающуюся с ними полосатую майку с пятном краски блестящего синего цвета чуть выше левой груди.

– Ты работала? – спросила Кэмерон.

Под ярко-голубыми глазами Блэр пролегли круги, еще Кэмерон заметила что-то темное и болезненное в глубине её взгляда.

– Да. А что еще делать? Противоядие от любых проблем.

Кэмерон стояла на пороге, ожидая приглашения войти.

– Ты спала?

– Немного. А ты?

– Тоже.

Блэр широко распахнула дверь и махнула рукой.

– Проходи. Это не займет много времени. У меня нет особых планов на оставшуюся часть недели. Особенно сейчас.

– Хорошо. – Кэмерон прошла за ней в кухню, озадаченная странной отрешенностью Блэр. Каждый раз, когда они оставались одни, Блэр стремилась прикоснуться к ней, хотя бы между делом. Отсутствие такого простого жеста отозвалось в ее груди глухим эхом.

Блэр поставила на стол две чашки и налила кофе. Передав одну чашку Кэмерон, она облокотилась на кухонную столешницу и присела на край высокого стула.

– Есть какие-нибудь известия из Вашингтона?

Кэмерон села на соседний табурет лицом к Блэр и покачала головой.

– После нашей встречи я планирую позвонить Карлайлу. Что у тебя?

– Люсинда звонила в девять утра. Они с отцом направлялись на экономический форум, проводя брифинг прямо в автомобиле и одновременно разговаривая со мной. Я пытаюсь вспомнить ее точные слова, что-то вроде: «Скажи мне, что это кто-то, кого было бы прилично привести домой на обед».

– Угу, – протянула Кэмерон, задаваясь вопросом: что бы подумал президент, если бы Блэр привела ее? – Что-нибудь еще?

– Ничего. Она сказала, что перезвонит позже. Это может означать и полночь.

– Что ты ей скажешь?

– Скажу, что это никого не касается. Даже ее.

Наконец Блэр стала похожа на саму себя. Когда она злилась, она казалась Кэмерон бесконечно прекрасной.

– Думаю, на данный момент это весьма разумно, – кивнула Кэмерон. Она отодвинула кружку и потянулась к руке Блэр. Но замерла, когда та отстранилась и отодвинулась от стойки, увеличивая дистанцию между ними.

Наступила тишина. Наконец Кэмерон спокойно спросила: