во время обучения первым делом меня почему-то заставили не учиться программированию или обращению с компьютером, а рыть большую яму. Вместе с другими новичками мы вырыли яму глубже нашего роста. На нас беспрерывно орали, а мы продолжали рыть. На ладонях появились мозоли, потом они лопнули, а мы все продолжали копать, пока не получилась огромная яма.

Начальник похвалил нас, а мы плакали, валясь с ног от усталости. Это было ощущение выполненной работы, которого я до сих пор не знал. Я решил, что компания признала меня. Сейчас я понимаю, что это было их любимым издевательством над новенькими.

После этого я весь погрузился в работу. Проект, куда меня распределили после минимального обучения, провалился с самого начала, но я продолжал работать, измученный больше, чем во время рытья ямы.

В компании ценилась не техника, а вопли. Если ты громко орал, то, даже не имея особых навыков, как-то справлялся.

Несколько месяцев я не появлялся дома, живя в гостинице рядом с компанией клиентов. И вот как-то раз я не смог вернуться даже в гостиницу.

Я стоял на кухне компании и собрался сделать себе лапшу быстрого приготовления, которой, как обычно, накупил заранее, и вдруг понял, что не знаю, как это сделать.

Я и сам не знаю, как это случилось.

Но тогда я перестал понимать, в каком порядке открывать пакетики с бульоном или приправами, как их класть в тарелку… Сколько я ни читал инструкцию, я все равно ничего не понимал.

Когда я это заметил, по спине у меня пробежал холодок.

Я скоро сломаюсь. Я оставил в темной кухоньке возле чайника с кипятком вскрытый пакет с лапшой и тихонько, чтобы никто меня не заметил, выбрался на улицу через запасный выход.

Наручные часы показывали шесть, но все вокруг – наверное, из-за того, что я слишком долго смотрел на монитор, – выглядело каким-то желтым. Я находился в районе офисных зданий, людей на улице было мало, и мне показалось, что я заблудился в каком-то чужом мире.

Добравшись до станции, я наконец понял, что сейчас шесть часов не вечера, а утра.

Я вскочил в первый попавшийся поезд, уселся на свободное место и заснул. Мобильный я где-то забыл. Может быть, выбросил незаметно для себя.

Когда в вагон вошло много народа, я проснулся. И заметил, что, если пересяду на этой станции, доберусь до вашего дома.

Мы много лет не виделись, но я помню, как вы меня баловали. Я просто хотел вас увидеть. Хотел встретить человека, который знает меня.

* * *

Рёта проспал все утро и весь день.

«Прямо как кот», – подумал Черныш.

– Это мой племянник.

Так Сино представила Рёту Чернышу. Это был сын ее старшего брата Таскэ.

С того дня Сино стала готовить на двоих (и на Черныша), оставив у себя Рёту, который собирался сразу же уехать.

– Меня ведь устроили туда родители по знакомству, так что я всех подвел, опозорил, теперь не могу вернуться домой.

Рёта по капельке выдавал все, что с ним случилось, а Сино возмущалась – надо же, какие ужасные бывают компании. Рассказанное Рётой не укладывалось у Черныша в голове, но то, что тот сбежал из какого-то ужасного места, Черныш понял.

– Можешь жить у меня, сколько захочешь.

Рёта понемногу восстанавливался. Сино радовалась, а вот Чернышу прибавилось хлопот.

Ну-ну. Если он выздоровеет, значит, станет больше народу, за которым надо присматривать.

Рёта неучтиво вел себя по отношению к Чернышу, вертя шнурком перед его мордой, так что Черныш бесцеремонно отобрал у него шнурок и показал, кто тут главный.

Сино по природе своей, видимо, любила заботиться о ком-то. Чернышу казалось, что она даже стала выглядеть бодрее, чем обычно.

Понадобилось целое лето, чтобы Рёта пришел в себя настолько, чтобы выходить на прогулки и помогать по дому.

– Ты свободен, тебе хорошо, – подойдя неверной после сна походкой и рассматривая завтракавшего Черныша, прищурился Рёта.

– По-моему, это вы, люди, свободны.

Люди, в отличие от кошек, могут есть все что угодно и ходить могут где хочется.

Каждый раз, когда Рёта пытался приставать к Чернышу, тот лупил его лапой, но юношу это ничему не учило. Он постоянно пытался поймать Черныша и погладить.

Черныш, как обычно, увернулся от Рёты и увидел Малыша.

– Приятно ведь, когда человек гладит, – сказал Малыш.

– Вот и иди к нему, пусть гладит тебя.

Однако же Малыш никому не давал себя трогать, кроме хозяйки.

– Он серьезный. – Малыш оценивающе оглядел Рёту.

В тот день Рёта, по просьбе Сино, полол траву в саду.

Везде росли кучки выдернутой травы.

– Значит, и от никчемных типов есть польза.

Черныш и Малыш сидели бок о бок и смотрели на Рёту.

– Слишком серьезные люди не могут ничего свалить на других и все время винят себя.

Для кота Малыш трусоват, но в людях хорошо разбирается. Так Черныш думал.

– Тяжело ему будет в жизни.

С этими словами Черныш вдруг заметил:

– Что, твоя хозяйка такая же?

– Ага. Очень похожа, – сказал Малыш с некоторой грустью.

* * *

Сино поняла, что объяснять что-либо людям довольно приятно.

До сих пор ей не представлялось случая что-нибудь кому-нибудь объяснить, да ее никто и не спрашивал. Ей приятно было видеть, как растет и развивается Рёта, пусть даже в простой домашней работе. Наверное, она чувствовала бы то же самое, будь у нее сын. Если так думать, в жизни появляется изюминка.

Сначала Рёта почти не умел работать по дому. Сино упорно обучала его, как варить рис, как протирать стеклянную дверь. И Рёта был благодарным учеником.

Через три месяца они перестали стесняться друг друга, стали обмениваться шутками.

Сино уже и забыла давно, как весело с кем-то вместе садиться за стол и болтать о том о сем.

Но вот пришел день, которого она боялась.

Рано утром зазвонил звонок у двери. Кто-то яростно несколько раз нажал на кнопку.

– Рёта! Я знаю, что ты тут!

Это был голос Таскэ, брата Сино.

– Это отец.

Рёта, готовивший завтрак, замер. Лицо его побелело.

– Не бойся.

Вздохнув, Сино потушила огонь на плите. Черныш, который ждал завтрака на кухне, тихонько поднялся. Сино переглянулась с Чернышом.

– Ну, что, врежем им? – Ей показалось, что это написано на морде у Черныша.

Битва началась.

За стеклянной дверью прихожей виднелось несколько силуэтов.

Надо же – огромные взрослые угрожают старушке.

Сино почувствовала, как изнутри впервые за долгие годы поднимается что-то горячее. Этого она не чувствовала, даже когда ушел муж. Сино рассердилась. Ее злость как будто передалась Чернышу, он