Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут Елена бросилась к Беспалому и попыталась разжать ему пальцы. Тот, не повернув головы, левой рукой наотмашь врезал ей по щеке. Она так и отлетела в сторону. Глаза отца Платона сверкнули.
– Не надо было, подполковник, так с ней. Меня бы пытал. Она-то тут ни при чем.
– Ах, вот как заговорил. Значит, соврал ты мне, дед! Божьего суда-то не боишься?
– Ничего я не боюсь, – тихо произнес Платон. – Все свои грехи я праведным делом замолил.
– И как долго ты замаливал? – с ухмылкой полюбопытствовал подполковник.
– Моего покаяния на многих бы хватило.
– Так кого ты укрывал в своем доме, богомолец хренов?! – заорал Беспалый, теряя терпение.
Из глубины дома донесся радостный голос Гринько:
– Есть, товарищ подполковник! Нашел!
Сержант Гринько высунулся из окошка и продемонстрировал Беспалому сапог. Подполковник сразу узнал эту обувку: в таких кованых сапогах на толстой кожаной подметке топтали зону его подопечные. Сомнений быть не могло: этими сапогами его снабжал закрытый кожевенный комбинат Министерства обороны, который уже года три не получал госзаказ и мастерил левые партии – в том числе и беспаловские.
К тому же каждая пара имела свой серийный номер.
– Проверь, Гринько, номерок – там, под стелькой!
После некоторого усилия сержанту удалось отодрать накрепко приклеенную стельку.
– ПБ-5645-96!
– Ага, девяносто шестого года партия! – довольно произнес Беспалый. – Я как раз этим субчикам их и выдал. Все сходится!
У него бешено заколотилось сердце.
Горячо!
Вот она, кровь раненого зверя! Отшвырнув от себя Елену, Беспалый бросился к старику.
– Ну что теперь, старый хрен, будешь говорить? Здесь был Варяг! Он у тебя, значит, залег – и ты его вылечил, подлюка? Говори! – Беспалый вырвал из кобуры свой старенький «ТТ» и сбросил предохранитель. – Я не шучу, дед! Считаю до трех: если не скажешь, кто у тебя гостевал в доме – я… ее пристрелю. Прямо у тебя на глазах!
В глубоко запавших старческих глазах появились слезы.
– Боже ты мой, что же делать? – прошептал он. – Ну, хоть меня пристрели – ее не тронь.
– Уж нет, сука! – Беспалый понял, что нащупал слабую струну. – Тебя оставлю жить. А ее прямо на твоих глазах… Скажу вон этим бугаям – они ребята горячие, у них увольнительных уже три месяца не было, по бабам изголодались. Я им кивну, и они твоей Елене юбку задерут до пупа и тут же на этом крылечке по очереди. А ты будешь на это смотреть, понял? Ты этого хочешь, дед?
По Платоновым щекам текли слезы.
– Грех беру на душу тяжкий. Прости ты меня, Егор Сергеевич, малодушного, прости, родимый! – Он перевел дыхание. – Ладно, твоя взяла. Скажу. Да, был человек. Из колонии он бежал. Пожил, пожил и ушел. Куда – не знаю, вот тебе крест, не знаю!!
Беспалый дрожал от возбуждения.
– Ни даже словом не обмолвился? В какую сторону подался – на юг, на запад, на…
– На восток ушел, – прохрипел старик, присев на крыльцо. – На восток, в Сибирь подался.
Беспалый рассмеялся недобрым смехом.
– Ты мне мозги не крути, дед! Ни в какую Сибирь он податься не мог. Отсюда до Урала и после – сплошные гуиновские зоны да пограничные запретки. На каждом шагу то база ВВС, то погранзаставы. Он же не мудак – на патрули переть!
– Ну, ей-богу, не знаю, подполковник, вот тебе крест.
Беспалый глянул в окно, из которого все еще торчала голова Гринько.
– Дальше, ребята, там ищите. Еще что-то должно быть! Расковыряйте все – стены, пол!
Вдруг из леса на полянке перед домом показался мужичок в старенькой офицерской рубашке цвета хаки.
Став свидетелем непонятной сцены, он не знал, что делать: то ли броситься назад, то ли вмешаться.
– Ты кто? – пролаял Беспалый, наставляя на него свой «ТТ».
– Я… это… за вами. Меня майор прислал… – пролепетал мужичок. – Я на «уазике» за вами приехал с вертолетной площадки…
– А! – обрадовался Беспалый и тут вспомнил, что хотел выяснить. – Вот что – иди к своему «уазику» и жди нас. Мы мигом!.. Панаев!
– Здесь я, товарищ подполковник! – выскочил на крыльцо вертухай.
– Пригляди за хозяевами!
– Слушаюсь!
Беспалый ринулся в дом, бегло оглядел переднюю горенку, понимая, что на виду он вряд ли что обнаружит, вбежал в спальню и, не обращая внимания на шаркающие шаги за спиной, принялся ворошить девичью постель, щупая подушку, пододеяльник, потом сдернул простыню и вдруг увидел на матрасе несколько желтоватых клякс с четко очерченными краями – аккурат в середине, под задницей.
«Она с ним еще и перепихнулась!» – злобно подумал Беспалый, полез под матрас, пошарил там, потом повернулся к полкам с книгами и принялся шуровать там.
– Ну что ты лазаешь? – печально спросил отец Платон. – Ничего же нету!
– Нету, говоришь?
Не выдержав, Беспалый достал из кобуры «ТТ» и дважды выстрелил в деда. Кровавые фонтанчики плеснули из груди старика, и на его серой рубахе тотчас расползлось темное пятно.
Отец Платон осел на пол. Беспалый наклонился над ним: «Черт бы его побрал, подлетел под горячую руку». Он потрогал пульс старика: тот был мертв.
На выстрел прибежали Гринько и Панаев. За ними – Елена. Истошно закричав, женщина упала на колени рядом с трупом. Не обращая на нее внимания, Беспалый прорычал:
– Чего встали? Не видели, что ли, он напал на меня, пришлось защищаться. Обыскать тут все!
– Мы уже, – пробурчал Панаев, косясь на убитого.
– Еще раз! – гаркнул Беспалый. – Пока не найдем, отсюда не уйдем! В книгах смотреть! – Он схватил Елену за руку и, с силой дернув вверх, поднял ее на ноги. – А теперь ты, стерва, будешь говорить. Дед мне не все рассказал. Видно, память на старости лет затуманилась. У тебя-то, надо думать, с памятью полный порядок?
Тем временем сержант Панаев брал с полок книги одну за другой и перелистывал каждую страницу. И вдруг из томика Пушкина выпала открытка. Панаев нагнулся и поднял ее с пола: на цветной фотографии был изображен памятник Петру Первому в Петербурге.
Сержант перевернул открытку и ахнул:
– Товарищ подполковник!
– Что там? – заинтересовался Беспалый.
Панаев махнул открыткой.
– Вот, товарищ подполковник, у нее в книгах нашел!
Елена с отчаянным криком бросилась было на здоровенного сержанта, но тот высоко поднял кулак с зажатой открыткой, так что женщина не смогла до нее дотянуться. Беспалый отбросил ее назад. Она споткнулась и с грохотом повалилась на дощатый пол.