Я не дышу, слушая удаляющиеся шаги.

— Кери идём, — торопливо поднимаюсь по лестнице.

В голове шумит, тело всё ещё пронизывает лихорадочная дрожь. Влетаю внутрь и запираюсь на ключ изнутри. Окидываю взглядом комнатушку. Здесь оставаться теперь уже опасно, кто знает, что будет поджидать меня завтра. Я не могу так рисковать.

Глянула на часы: четыре дня.

— Мама, кто этот дядя?

Боже, за своими мыслями я совсем забыла успокоить Кери! Присаживаюсь на корточки и смотрю дочери в глаза.

— Этот дядя плохой, Кери, но ты не волнуйся, он нам ничего не сделает.

— Господин закольник защитит нас! — нахмурилась малышка. Сколько же было в ней смелости и решительности, которых мне сейчас не хватало! Кери буквально передала мне частичку своей отваги.

— Господин законник сделает всё возможное, Кери, а сейчас нам нужно собрать вещи и переехать. Мы попросим ночлега у леди Габоры.

— Хорошо, мама, я не плотив, — кивнула малышка.

— Ты у меня умничка, как же я тебя люблю, — не могу удержаться от порыва обнять её крепко-крепко.

— И я тебя люблю, мамочка.

— Малышка моя, всё у нас будет хорошо, давай собираться.

На сборы ушло около часа, за полмесяца мы обзавелись многими вещами, начиная от тёплых пледов до посуды, оставить это всё я не могла: за них я отдала деньги, которые не было лишними. Ещё нужно было сдать ключи и расплатиться с хозяином комнаты.

Выхожу на улицу с опаской, поглядывая по сторонам, но ничего подозрительного нет. И вот мы уже с Кери сидим в экипаже с двумя большими сумками. Очень надеюсь, что Габора не откажет нам.

Мы подъезжаем к дому няни к шести вечера. По дороге я обдумываю, что скажу Эдисон. И решаю сказать правду, не хочу врать и утаивать что-то от людей, которые мне доверяют и которым доверяю я.

Габора нас принимает, я оставляю вещи в небольшой комнате, потом мы ужинаем. Я укладываю Кери спать и только потом возвращаюсь на кухню, чтобы выпить чашку чая с хозяйкой дома. Габора слушает мой рассказал о Тарсоне Вилсоне, лицо её омрачается, когда я заканчиваю.

— Хорошо, что вы приехали ко мне, Адалин, этот мерзавец не должен к тебе ни на шаг приближаться. Только пусть попробует ступить на этот порог! — начинает гневаться женщина. — Вечерами я совершенно одна, и порой бывает тоскливо, да и тебе не придётся каждый раз привозить Кери ко мне и ехать на работу. Нужно было вам раньше так сделать.

— Спасибо, Габора, обещаю это ненадолго, не могу вас стеснять, тем более ваш муж скоро вернётся, и ему будет нужны покой и отдых. Мы будем мешать.

— Да не думай так! — возмущается Габора, а я продолжаю строить планы, как мне быть дальше.

Потом мы говорим о моей семье и о том, что мне придётся судиться с отцом и семейкой Бартон, моей мачехи. Высказав всё, чувствую, что мне намного легче. Габора поддерживает и даёт несколько мудрых советов о том, что я должна идти до конца и не бояться.

В комнату возвращаюсь к полуночи. Кери спит при тусклом свете ламп.

Сажусь на край кровати и беру одеяло, накрывая дочку. Глажу по мягким волосам. Во сне она чистый ангелочек. Наклоняюсь и целую в щёчку. У неё совсем не мой характер, я всегда была тихой и трусливой, даже не могла рассказать своему отцу о том, что чувствую, о том, что мне не хватает его тепла. Но мысль, в кого она такая, вызывает в душе трепетное волнение, и я была совсем не против.

Фоэрт Кан

Я жду её в своём кабинете, предвкушая встречу. Сначала я думал, что она намеренно нашла именно мой адрес, чтобы подобраться поближе, но эта растерянность на её лице была такой неподдельной, что я сразу отмёл эту мысль.

Матушка выехала в город на прогулку, и в доме царит благодатная тишина. Посмотрев на часы, начинаю нервничать, Ридвон опаздывает. Встаю с кресла и подхожу к окну, глядя в сторону ворот. А вдруг она передумает? Откажется работать здесь?

Снова смотрю на часы, а потом на дорогу: мои губы сами собой растягиваются в улыбке, когда к воротам подъезжает экипаж. Он останавливается, дверь открывается. Я слежу за Адалин, скользя взглядом по её бёдрам и расслабленной походке. Возвращаюсь в кресло, когда она скрывается из поля моего зрения.

Через минуту в дверь стучат, и на пороге появляется матушкина служанка.

— Господин, к вам Адалин Ридвон.

— Пусть войдёт.

Служанка исчезает, а на пороге появляется гостья.

— Добрый день, господин Кан, — робко произносит.

— Добрый. Присаживайтесь, — киваю на кресло.

Ридвон осматривается и проходит вперёд. От моего внимания не ускользает, что на её лице — тень усталости, будто не спала всю ночь. Об этом говорят и бледность на лице, и тусклый взгляд.

— Как вы поняли, в мой дом нужна прислуга, хотя до этого я обходился без неё, — начинаю говорить, смыкая пальцы в замок. — От вас мне нужно немногое, и не потребуется целыми днями быть здесь.

— Я вас поняла, господин Кан.

Чёрт, с ней точно что-то не то, почему у неё такой голос? И нет этого огня во взгляде, который был вчера при встрече.

— Итак, — беру приготовленный договор и перечень необходимых условий. — В ваши обязанности будет входить уборка и закупка предметов быта. С этим вы будете справляться одна, помощниц у вас не будет, я люблю в доме тишину, — поясняю, — и поэтому мне нужна только одна прислуга.

— А как же еда, приготовление пищи?

— Обычно я готовлю сам.

Адалин округляет глаза, наверное, не ожидая такого ответа.

Перевожу взгляд на бумаги.

— Это ваша оплата, — пододвигаю выписку, на которой написал сумму жалованья, — посмотрите, устраивает?

Ридвон берёт выписку, её глаза округляются.

— Господин Кан, это… высокая оплата, с учётом того, что готовка не входит в мои обязанности.

— Ну вот и договорились, подписывайте, — улыбаюсь я.

— Я буду хорошо выполнять свою работу, — растерянно произносит и берёт перо.

Я придвигаю его ближе.

Она склоняется над столом и подписывает договор. Я смотрю на длинные ресницы и сомкнутые губы. Закончив, Ридвон откладывает перо.

— Хорошо, — отвлекаюсь, собираю все бумаги и поднимаюсь. — Сейчас мне нужно на работу, а вы тут осмотритесь, служанка моей матери покажет вам комнаты.

— Поняла. Я могу приступить к работе прямо сегодня, — решительно расправляет плечи.

— Как вам будет удобно.

Наши взгляды встречаются, смотрю в её глаза, на губы, и тут от меня не ускользают странные следы на подбородке. Адалин, встрепенувшись, быстро отводит взгляд, собираясь идти.