Кирпич. – Еще сутки будет вода из всех дыр литься, не до побега ему. Я свою работу делать умею, десять лет на черной зоне вертухаем, это тебе не водичку в тазу таскать.

– Может, тогда к девчонкам заглянем на упаковке? Там одна рыженькая работает, аппетитная, форма аж трещит на ней. Я бы с ней кофе попил в машине на заднем сиденье, – захохотал молодой.

Их голоса зазвучали в отдалении, затем стукнула дверь, лязгнул замок, и мужчины, достав еду из машины, удалились в сторону цеха розлива святой воды. Лев Иванович, уже не скрываясь, вернулся к первому вентиляционному отверстию и негромко позвал:

– Олег Дмитриевич, Олег Дмитриевич, это Гуров, оперативник! Вы слышите меня?

В ответ пожилой мужчина простонал:

– Спасите меня, умоляю! Они меня замучают! Я не понимаю, чего они хотят. Я никого не убивал. Я не виновен!

– Олег Дмитриевич, я ухожу за помощью! Вернусь утром со спецназом, мы освободим вас. Продержитесь до утра, прошу вас! Делайте вид, что вы без сознания, не реагируйте на удары! Держитесь, я вернусь!

– Нет, нет, – в ужасе заскулил мужчина. – Не бросайте меня, спасите! Спасите! Я не виноват!

Но у Льва Ивановича не было времени его утешать, он торопился выбраться с территории завода. У него всего несколько часов, чтобы покинуть Туманный и добраться до районного центра, до цивилизации и связи. Теперь у него есть доказательства сразу двух преступлений: в хозяйственной постройке завода держат пленника, персонал мошенничает, разводя воду красным красителем, чтобы выдать ее за священную воду с частичками кровавых слез. При таких обвинениях Орлов добьется разрешения на обыск на заводе, даже если местная прокуратура будет против. Главное сейчас – время. Пока Семенова оставила на время пленника в живых и в резервуаре находится подкрашенная вода из дома священника, нужно успеть вызвать подмогу из Москвы.

Но прыжок с крыши оказался неудачным. Гуров угодил в чьи-то жесткие объятия, его схватили две пары крепких рук. Лев Иванович ударил одновременно невидимых в темноте нападающих локтем, лбом, целясь попасть в лицо, засадил с размаху коленом в чей-то мягкий живот.

– Ах ты! – прокряхтел мужской голос, по спине ударил тяжелый кулак.

– Держи его! Крепче! Вдарь ему по роже! Вот кто там на крыше гремел! Забрался гад! Воровать вздумал!

Лев Иванович оплел руками одного парня, а ногами второго и резко повис на них, так что под весом его тела оба потеряли равновесие. Мешая друг другу, они сцепились в один клубок из тел, вывалились на пятно света под фонарем. Лучи осветили красные напряженные лица двух мужчин из охраны Семеновой, что отправились на перерыв, но так и не дошли до другого здания. Старшему, более крепкому мужчине удалось вывернуть две ладони у опера, он надсадно проскрипел:

– Ремень, стягивай, руки вяжи ему!

Стоило только парню отпустить ноги Гурова, как удар подошвой обуви прямиком в ухо поверг его в грязь, тот со стоном ухватился за ухо и тут же получил согнутым коленом тычок по носу, из которого брызнула кровь. Парень завыл, замотал головой, потеряв ориентиры. А Лев Иванович выкрутился назад и вцепился что было силы зубами прямо в отвисшую мочку второго мужчины. Резкий крик, удар по спине, еще один! Но опер не разжимал зубы, не давая противнику возможности опомниться. Освободившейся рукой Лев нащупал лицо над собой и воткнул с размаху пальцы в глаза нападавшему.

Тот со стоном разжал руки, и Гуров, вырвавшись из объятий мужчины, бросился со всех ног в темноту, как можно быстрее прочь из светового круга. Промчался вдоль черных стен к светящимся окнам, потом сиганул на крыльцо. С разбегу он влетел в помещение, позади бухнула металлическая дверь, а впереди замелькали черные тени. После темноты улицы он, не различая дороги, бросился туда, где раздавался шум работающих аппаратов, журчание воды и человеческие голоса. Там можно попросить помощь у работников завода. Но вместо помощи его ждали настороженные взгляды. Перепуганные неожиданным грохотом рабочие, бросив работу, жались по углам. Бутылки ехали по конвейеру, падали вниз, раскатываясь по полу. В коридоре уже гремели шаги, неслись крики разъяренных охранников. И Лев Иванович вдруг понял – ему здесь никто не поможет. От него шарахаются, словно от прокаженного, боятся вызвать гнев охраны Семеновой. Он чужак, за него никто не заступится, каждый боится за свою шкуру. Только он сам может спасти себя и спасти остальных, начиная от замученного Дымова и заканчивая одурманенными ложью жителями Туманного.

Гуров нырнул под трубы, что тянулись через весь цех из здания, где собиралась вода подземного источника. Он что было сил вцепился конечностями в серебристую, идущую вверх трубу и начал взбираться по ней все выше и выше, пока не оказался почти под потолком. Там, словно циркач, он, балансируя, двинулся по длинному металлическому профилю. Голоса внизу замолкли, было лишь слышно, как монотонно гремят механизмы.

– Где он?! – Грохот машин перекрыл крик охранника.

Даже не глядя вниз, Гуров знал, что десятки пальцев указали на его качающуюся фигуру под потолком. Неожиданно прогрохотал выстрел! Пуля чиркнула по металлу, высекая искры. Лев Иванович в два прыжка оказался на сложном сплетении из труб, ухватился за огромный вентиль и рванул со всей силы его по кругу. Вода, что равномерно стекала по общей трубе в желоба к горлышкам бутылок, хлынула бурным потоком, заливая пол, оборудование, конвейер. Рабочие с криком бросились прочь, роняя бутылки и падая на скользком полу. Уровень воды стал стремительно подниматься, заполняя помещение, ручьи хлынули по коридорам в сторону улицы.

Лев Иванович ударил ногой по решетке, потом еще раз, и наконец от третьего пинка прутья согнулись. В железном ограждении появилось отверстие, куда он сумел протиснуться. Опер оказался на тонкой ступени карниза, перед ним была длинная серебристая линия из труб, которая тянулась через весь завод до крайнего здания. Он оглядел двор, внизу царила суета: люди с криками разбегались подальше от пенящегося потока, внизу метались с телефонами охранники, сообщая начальству об аварии. Только один верзила, задрав голову, выискивал на крышах зданий завода сбежавшего опера. Лев Иванович выдрал из стены кусок кирпича и со всей силы ударил по деревянному столбу, куда со всех сторон сбегались кабели. Опора покривилась, но не поддалась. Ему пришлось раскачивать шест до тех пор, пока у него в руках не оказался обломок с пучком электрических проводов. От ударов во все стороны полетели искры, и разозленный охранник наконец понял, где скрывается беглец. Он снова навел прицел на черную точку на краю крыши и уже начал нажимать на спусковой крючок, как отчаянный московский опер вдруг швырнул вниз обломок деревяшки. От нее во все стороны разлетелись черные ленты проводов, расплескивая в воздухе искры. Концы проводов шлепнулись в водный поток во дворе, и территория завода озарилась синим сиянием. Черную поверхность пронзили молнии электрических разрядов, с грохотом замкнуло проводку во всех цехах, и во всех окнах стало темно. Погасли и фонари, люди с криком искали спасения, забираясь повыше от смертельного потока. Машины вылетали одна за другой за ворота, на подножках висели испуганные рабочие, которые уносили ноги подальше от несущей смерть воды, что разливалась все дальше искристыми синими потоками. Даже охранник теперь в ужасе метался по крыльцу перед подступающей все ближе к носкам его ботинок водой. Шум потока стих, весь запас из резервуара вытек по трубам на территорию завода, и Гурову можно было двигаться дальше. В темноте его больше не видно, да и у охранников хватает сейчас других проблем. Он ухватился руками и ногами за жесткий круглый трубопровод и заскользил по своему спасительному пути. Внизу суетились рабочие, наводя на воде деревянные мостки до крыльца здания, где находились электрические щитки, а он медленными выверенными движениями полз по трубе. Наконец долгий путь закончился. Гуров оказался на крыше низкого склада, разбежался по ней и одним прыжком перемахнул на будку охранника. Ослабевшие после долгого продвижения по трубе ноги подвели Льва Ивановича, и он, не удержавшись на будке, перекувыркнулся через бортик крыши и упал прямо на асфальтовый пятачок, служивший парковкой большегрузам. Здесь пыхтели несколько машин, водители которых не знали, что же им делать дальше. Завод остановил