— Он знает, что ты обитаешь в Горе Головонога, или подле нее, а золотая пещера — для отвода глаз. Теперь он не успокоится, пока не вынюхает все, и ты его не остановишь.

— Еще как остановлю! У меня выбора нет.

— Что, неужели велишь его подстрелить? Всю его свиту не перебьешь, не он сам, так они дознаются. Это с тобой он беседовал в одиночку…

— Дай мне подумать! — взмолился Лачи. Лешти лишь оперся рукой о дверной проем, словно хотел в нем прорасти:

— А я говорил, эльо…

— Сгинь!

Лачи переступил порог с чувством легкой опаски, как и всегда, когда приходил к пленнику. Знал точно, что тот не может причинить ему вреда, пока сильна власть печати, только предпочитал даже печати не доверять. Зато сохранить голову.

Кайе сейчас был в человеческом облике; пристроился в углу, это было его излюбленное место здесь. Над головой — прорезь — окно. Руки сцеплены в замок, ноги скрещены — ни дать ни взять подобравший лапы энихи. Поза другая, а впечатление то же.

Неподалеку на каменном выступе стояла миска с густой кашей, перемешанной с мелко наструганным мясом. Нетронутая с утра. Лачи нахмурился — поначалу пленник отказывался от еды, но приказу разумеется подчинился. Сейчас-то что снова?

— Почему ты не ешь?

— Не могу.

Он откинул голову, будто пытаясь на потолке разобрать видимое ему одному. По учащенному дыханию, горячечному блеску в глазах Лачи понял, что дело неладно — да еще и золотой чешуйчатый браслет на руке нагрелся, испуганный. Еще немного, и золото это умрет.

Однако…

Это было уже тревожно.

— Ешь, — приказал.

Кайе будто в полусне потянулся к миске, зачерпнул гость каши, положил в рот — и закашлялся, не в силах проглотить.

— Значит, твое пламя сильнее твоего тела…. — сказал, размышляя. Лачи видел такие места — сверху запекшаяся корка земли, а под ней — пустота, огненная бездна. Кролик или там лиса — пробегут, разве что лапу ошпарят, если земля внезапно вздохнет, выпустит струйку дыма. А человеку лучше не соваться.

Так вот что внутри у Оружия Юга, недаром золото на руке и на груди Лачи кричит едва ли не в голос. Но что тому причиной? Печать, плен или сама гора? В любом случае, пора действовать.

— Надеюсь, ты достаточно в силе, чтобы убить человека.

Тот поднял глаза, что-то вроде удивления промелькнуло в чертах лица. Ну хоть что-то.

— Нас выследил младший родич Элати и Лайа. Он не должен о тебе донести.

Кайе все же заговорил сам, хвала Небу и предкам:

— Разве ты не собирался привезти меня в Тейит?

— Собирался, но когда и как решу. Уже скоро.

— Понятно. А сами вы…

— Если это сделаем мы, нам придется отвечать за содеянное. Тебе — нет.

— Как бешеной лисе… ее убьют, но из-за нее не станут собирать Совет…

Лачи не нашелся с ответом. Сказал:

— Ты не станешь использовать Пламя. Пойдешь в шкуре энихи.

— Почему?

— Нападение зверя спишут на случайность, а не на мою злую волю. А огонь и даже остановка сердца вызывают слишком много вопросов. Будь осторожен, ты должен вернуться невредимым.

Юноша не поднимал глаз. Не ответил. Да и незачем, ясно, что подчинится. А ведь мог бы порадоваться, хоть на ком-тоиз северян отвести душу. Ведь не то, что придется убить какого-то незнакомца его тяготит.

**

Иоки чувствовал себя почти поймавшим добычу. Он уверился, что хотя бы половину времени им морочили голову, и возле пещеры мертвого золота был не Лачи, а его двойник: полного сходства не требовалось, лица они все равно не смогли разглядеть, а подобрать человека похожего роста и сложения, научить любимым движениям Лачи…

Гора, в которой скрывалась пещера с головоногом, была в нескольких часах езды. Нетрудно пару раз за сутки побывать в обоих местах. Но что Соправителю могло понадобиться в ненавистном Лайа месте, Иоки понять не мог. Эта пещера проникла даже в детские сказки, и сказки страшные: мол, вблизи границ Тейит в горах есть глубокий ход, в котором спит древнее чудовище с каменными щупальцами. В безлунные ночи оно подползает к выходу из пещеры и вытягивает щупальца наружу, хватая любого, кто зазевается, выпивает все соки, и жертва — человек ли это, зверь или птица — застывают, словно глиняная фигурка, а через одну луну рассыпаются в прах. Но, если успеть до истечения этой луны, их можно увидеть, мертвых иссохших стражей…

Иоки был верен долгу и возложенной на него Лайа задаче, но приближаться к страшной пещере не слишком хотел. Да, в саму пещеру Лачи вряд ли полез, скорее он использует недоброе место как прикрытие, но что он прячет на склоне или у подножия?

Раздумья Иоки о том, как половчей подобраться прервал один из охотников.

— Эльо, мы видели подле нашего лагеря следы крупного энихи, много следов — похоже, он обосновался в окрестностях, а не просто шел мимо.

— Энихи? Что его так далеко занесло? — удивился Иоки, но велел не предпринимать ничего, лишь держаться подальше от густых зарослей. Зверь не дурак, нападать на лагерь с вооруженными людьми.

На протяжении пары дней — Иоки все думал, с какой стороны подобраться к горе, чтобы не ошибиться — зверь привел в замешательство всех охотников. Он постоянно менял место лежки и, казалось, намеренно старался дать себя заметить. Он убил несколько зверей и птиц и оставил их брошенными; в отряде начали поговаривать, что с хищником что-то неладно. Потом в поселении он убил рабочего, вернувшегося за инструментом к одному из колодцев. Потом еще одного, и там началась паника и разговоры о злых духах.

Иоки знал, что такое надо пресекать в самом начале, иначе слухи пойдут множиться и скоро люди начнут бояться трухлявого пня. Большую часть своих людей вынужден был отослать на защиту рабочего поселения, и сам вернулся туда, оставив самых опытных следопытов все-таки искать Лачи.

Чтобы покончить с хищником, разбросали отравленную приманку, но ее никто не тронул, хотя зверь побывал рядом. Яд не имел вкуса и запаха, но энихи как-то умудрился его почуять; или же догадался, твердили рабочие.

Приказ Лайа был важнее, Иоки с легкостью бы пожертвовал рабочими — пусть хоть всех съедят, найдутся другие — но его взяло за живое. Охотиться он любил, и чтобы какая-то