и лунный свет, когда ты коснешься меня? Ты будешь жалеть о своей опрометчивой настойчивости.

– Ты бессмертная ламия, – твердил Вальзайн. – Мои чувства говорят мне, что ты не призрак, не бесплотный дух. Но для меня ты обратила все остальное в тень.

– Да, в своем роде я достаточно реальна, – тихонько посмеиваясь, подтвердила девушка.

А затем вдруг наклонилась к нему и коснулась губами его горла. На краткий миг он почувствовал их влажную теплоту, а затем ощутил резкий укус ее зубов, слегка пронзивших кожу и мгновенно отстранившихся. Прежде чем он успел обнять ее, она вновь ускользнула.

– Это единственный поцелуй, ныне дозволенный нам, – закричала она и унеслась прочь, мелькая между мерцающими в темноте мраморными надгробиями, стремительная и бесшумная.

На следующее утро Вальзайну пришлось отправиться в соседний город Псиом по одному неприятному и неотложному делу. Путешествие краткое, но из тех, что он совершал редко.

Он проехал мимо древнего некрополя, с нетерпением ожидая ночного часа, когда сможет вновь увидеть Морфиллу. Ее мучительный поцелуй, извлекший из него несколько капель крови, привел Вальзайна в состояние совершеннейшего исступления. В грезах его, как на древнем кладбище, обитал призрак, и это наваждение преследовало его всю дорогу до Псиома.

Вальзайну потребно было занять некоторую сумму денег у ростовщика. Покончив с делом, он вышел из дома вместе с этим неприятным, однако нужным ему человеком и увидел проходящую по улице женщину.

Лицо ее было лицом Морфиллы, хотя платье на ней было другое. Он разглядел даже ту самую крошечную родинку в уголке губ. Ни один кладбищенский призрак не мог бы сильнее поразить и испугать его.

– Кто эта женщина? – спросил поэт у ростовщика.

– Ее зовут Бельдит. Она хорошо известна в Псиоме, одинока, богата и знатна, и у нее несметное множество любовников. У меня были с ней кое-какие дела, но сейчас она ничего мне не должна. Вы хотите с ней познакомиться? Я могу вас представить.

– О да, я хотел бы с ней познакомиться, – согласился Вальзайн. – Она до странности похожа на одну особу, которую я знал очень давно.

Ростовщик хитро взглянул на поэта:

– Ее может быть не так-то просто завоевать. Поговаривают, что в последнее время она удалилась от городских удовольствий. Некоторые видели, как она по ночам ходит на старое кладбище и возвращается оттуда на рассвете. Без пяти минут уличная девка – а какой, скажу я вам, странный вкус. Правда, не исключено, что она бегает на свидания с каким-нибудь чудаковатым любовником.

– Объясните мне, как найти ее дом, – потребовал Вальзайн. – Пожалуй, я смогу обойтись без вашей помощи.

– Как вам будет угодно, – разочарованно пожал плечами ростовщик. – Это не слишком далеко отсюда.

Дом Вальзайн нашел без труда. Бельдит была одна. Она встретила его тоскливой и беспокойной улыбкой, которая не оставила никаких сомнений в ее личности.

– Насколько я понимаю, ты все-таки выяснил правду, – произнесла она. – Я хотела вскоре открыться тебе, ибо обман не мог продолжаться дольше. Ты простишь меня?

– Я прощаю тебя, – грустно ответил Вальзайн. – Но почему ты обманывала меня?

– Потому что этого ты и хотел. Женщина старается не разочаровывать мужчину, которого любит, и всякая любовь – более или менее обман…. Как и ты, Вальзайн, я устала от удовольствий. И я искала одиночества в старом некрополе, столь далеком от мирских соблазнов. Ты тоже пришел, ища одиночества и покоя – или неземной призрак. Я сразу тебя узнала. И я читала твои стихи. Зная легенду о Морфилле, я решила поиграть с тобой. Но, заигравшись, я полюбила тебя. Вальзайн, ты влюбился в меня в облике ламии. Сможешь ли ты теперь любить ту, кто я на самом деле?

– Это невозможно, – отрезал поэт. – Я боюсь, что меня опять постигнет разочарование, какое я испытал с другими женщинами. И все же я благодарен тебе за те часы, что мы провели вместе. Это было лучшее, что мне довелось испытать, – хотя я любил то, чего не было, да и не могло быть. Прощай, Морфилла. Прощай, Бельдит.

Когда он ушел, Бельдит упала на свое ложе и зарылась лицом в подушки. Она немного поплакала, и слезы намочили дорогую ткань, которая быстро высохла. Потом Бельдит довольно-таки проворно вскочила на ноги и занялась домашними делами.

Через некоторое время она вернулась к своим романам и пирушкам. Возможно, в конечном счете ей и удалось обрести покой, который может быть дарован тем, кто чересчур стар для удовольствий.

А вот Вальзайн так и не нашел ни покоя, ни бальзама, что исцелили бы его от этого последнего и самого горького разочарования. Не мог он и вернуться к утехам своей прежней жизни. Поэтому в конце концов он покончил с собой, вонзив себе в шею острый нож в том самом месте, где в нее, выпустив каплю крови, некогда вонзились зубы лжеламии.

После своей смерти он забыл, что умер, забыл недавнее прошлое со всеми его происшествиями и обстоятельствами.

Мертвый поэт помнил лишь свой разговор с Фамурзой и, выйдя из его дома и из города Умбри, зашагал по дороге, что вела к заброшенному кладбищу. Охваченный внезапным побуждением посетить это место, он взошел по пологому склону к мраморным надгробиям, блестевшим в свете растущей луны.

Добравшись до обширной ровной площадки на вершине холма, где чахлые карликовые тисы боролись с можжевельниками за место в щелях между замшелыми плитами, он вспомнил историю, о которой упомянул Фамурза, – историю о ламии, что, по слухам, обитала в некрополе. Вальзайн хорошо знал, что его старый учитель не из тех, кто верит в подобные легенды: Фамурза хотел лишь посмеяться над похоронным настроением ученика. Но сейчас, повинуясь какому-то порыву, Вальзайн принялся играть с воображаемым образом некоего существа, неизмеримо древнего, прекрасного и губительного, которое обитало среди древних надгробий и ответило бы на призыв человека, который, сам не веря, тщетно жаждал появления этого сверхъестественного создания.

Пройдя между могильными камнями, озаренными лунным светом, он вышел к почти не тронутому разрушением величественному мавзолею, все еще возвышавшемуся в центре кладбища. Под ним, как говорили, находились необъятные склепы, где лежали мумии членов давно вымершей царской династии, правившей городами-близнецами Умбри и Псиомом в древности. Именно к этой династии и принадлежала принцесса Морфилла.

К изумлению его, на упавшей колонне подле мавзолея сидела женщина или, по крайней мере, существо, выглядевшее как женщина. Он не мог отчетливо ее разглядеть, ибо тень от надгробия окутывала ее тело вниз от плеч. Только лицо, подставленное свету восходящей луны, тускло белело в сумраке. Такой профиль Вальзайну доводилось видеть на