дрожащим голоском, не поднимая головы и всплакивая, кажется, обращаясь даже не к нему, а разговаривая сама с собой, молясь в пустоту. Синдзи уже смог подняться и, не обращая внимания на нещадно кружащуюся и гремящую голову, на темноту перед глазами и шум, на желудок, готовый вывернуться наизнанку и на нечеловеческую боль в теле, подойти к девушке. Заметив его тень на себе, рыжеволоска притихла, всхлипнув, медленно подняла свои мокрые заплаканные глаза, сверкнувшие голубой искоркой несмелой надежды, как вдруг рука Синдзи метнулась к ее шее, жестко обхватила и приподняла над землей.

— Какого черта ты здесь забыла, дурья твоя башка?! — рыкнул он, попытавшись ударить ее по лицу, но лишь скользнув слабой пощечиной из-за вспыхнувшего невыносимой болью пальца. — Совсем отупела, я тебя спрашиваю?

Вспыхнувшая секундной радостью Аска обледенела, хрипнула и в пронзившей ее душу страхе вновь залилась слезами.

— Син… дзи… — выдавила она. — Про… шу… Хватит…

— Чего ты мне тут скулишь, дрянь?! Кто тебя просил приходить, а? У тебя мать сестру рожает, так какого хрена ты тут делаешь?!

Притихнувшая рыжеволоска затряслась мелкой дрожью, осунулась и безвольно повисла на его руке, лишь разразившись тихим протяжным плачем. Занесший руку для еще одного удара Синдзи тяжело выдохнул — сил держать девушку у него больше не оставалось — отпустил ее тело и сам плюхнулся рядом на колени, чтобы перевести дух. От гнева, отвращения и нечеловеческой тоски он был готов заорать на месте вместе с ней.

Откашлявшаяся и проплакавшаяся Аска спустя некоторое время все же смогла приподняться, перебороть страх и робко произнести:

— Ты ранен, Синдзи…

— Не твое дело.

— Весь в крови… Я боюсь тебя…

Выдохнув и поборов очередной приступ боли, он поднялся и бросил в ее сторону сухой взгляд.

— Вставай. Надо уходить. Только сначала закончу дела.

Подняв пистолет, он уже неспешно, шипя от жутких ощущений в руке, зарядил магазин, подошел к неподвижно покоящемуся телу блондина, и без колебаний выстрелил ему в затылок. Аска вскрикнула от неожиданности и тут же замерла с полным ужаса взглядом, глядя, как из отверстия в виске засочилась кровь вперемешку с осколками кости и кусочками мозга. Синдзи вновь зарядил пистолет, и прострелил голову качка рядом. Он чувствовал себя отвратительно. Возможно, это был запоздавший синдром убийства, липкого ощущения крови на своих руках и отнятой жизни. Хотя ему казалось, что, наоборот, тошнотно он себя чувствовал потому, что не чувствовал никакой вины, пустоты или отвращения. Только тяжесть, усталость и какую-то неестественную тревогу, что эти громилы, даже будучи мертвыми, в любой момент поднимутся и вновь примутся за свое. Именно поэтому он добивал их в голову, и даже хотел стрелять и стрелять до такой степени, чтобы от их тело осталась лишь одна кровавая каша — но пуль на подобную прихоть явно не хватило бы, поэтому он заставил себя не продолжать.

Вместо этого Синдзи, еще раз зарядив пистолет, пошел в ангар. Там он сразу приметил тех, кто к этому моменту еще был жив — корчившихся в агонии и муках или доживающих свои последние минуты четверых гопников. Наркоман все еще вопил от боли, извиваясь, словно раздавленный с одного конца червь. Где-то вдалеке виднелось притихшее тело металлиста, от которого тянулась смазанная кровавая дорожка — похоже, его добила потеря крови. Толстяк и обмочившийся к тому моменту алкоголик почти перестали дышать и брыкаться, хотя все же подергивались, измазываясь в грязных красных лужах под собой.

И Синдзи, не торопясь и тщательно целясь, выпустил пулю каждому в голову, и мертвому, и еще живому, смерив на прощание переполненного диким ужасом торчка бесстрастным взглядом — остальные, кто еще был жив, вряд ли уже могли что-то видеть. И после каждого выстрела, перезаряжая магазин, Синдзи ощущал все глубже расползающуюся трещину в душе — необычную, но не сказать что жуткую или неприятную. Он сделал то, что должен был, и, когда на складе осталось 13 трупов с продырявленными головами, вдруг почувствовал себя легче и свободнее.

«Мои поздравления. День-другой ты себе отсрочил».

Аска боязливо прокралась на склад, только когда редкие, громом сотрясающие пространство выстрелы прекратились. Синдзи к тому моменту уже проследовал к отдельному закутку на другом конце ангара, где, по-видимому, находилась жилая зона отморозков. И когда рыжеволосая девушка, опасливо крадясь и, словно побитый перепуганный до смерти зверек, нервно озираясь на трупы вокруг, нагнала его, глазам ее открылся ужасающий вид. В дальнем конце комнаты на перине, пропитанной мочой и спермой, сидела обнаженная молодая девушка. Глаза ее были завязаны тряпкой, растрепанные короткие волосы все еще хранили следы засохшего семени, рот с потрескавшимися сухими губами был зафиксирован в раскрытом положении металлическими скобами, сделанными из ручек ложек, которые упирались в верхний и нижний ряд зубов, а распухший язык сдавливали в основании стянутые палочки для еды, не позволяя убраться ему обратно. Тело покрывала россыпь побоев — от легких светло-синих синяков до глубоких, почти что черных гематом размером с блюдце, но это было не самое страшное. Груди девушки, по форме ставшие похожими на жеваную курагу, с разбитыми продырявленными сосочками с вонзенными в них булавками, были нанизаны на спицу, словно мясо на шампур, — оба мягких молочных полушария протыкал здоровый штырь по самому центру, торча своим наконечником с левой стороны, тупым основанием с правой и поблескивая окровавленным стережем по центру. А между широко разведенных ног, привязанных к металлической балке, виднелась ее киска, точнее, то, что от нее осталось. Неимоверных размеров дыра, вывернутая плотью наизнанку, чьи разорванные половые губы были прибиты к бедрам скобами от огромного степлера — прямо плоть к коже. Клитор был вырван из уздечки и болтался куском продолговатого мяса, перевязанный проволокой в основании и напоминающий небольшой оголенный член. Края киски были усеяны колечками пирсинга, скрученными гвоздями и иглами, вонзающимися прямо в ее мякоть. Из уретры торчала широкая трубка с колпачком, а вход во влагалище перекрывал глубоко засунутый в него черный резиновый шар, от которого отходил шланг с грушей на конце, с помощью которого, похоже, закачивалась вода в баллон — тот был раздут до такой степени, что не просто расширил лоно до белой рези, а выдался над холмиком киски широким гладким бугром. Чуть ниже анус с вывернутыми краями, усеянными рубцами от длительного жесткого раздражения, наоборот, был закреплен в раскрытом положении металлическим колечком, от которого исходили ремешки вдоль ягодиц, проходили над поясом и смыкались на лепестках половых губ спереди, прикрепленные к ним зажимами-крокодильчиками.