позиции издателя, сколько с точки зрения производителя контента. Слово контент в меру цинично, потому что слово литература часто используется как оправдание бесприбыльности или просто ненужности текста.

2. Довольно много говорили о трагической гибели бумажной книги. Это были удивительно эмоциональные обсуждения, причём в тот момент, когда людям, связанным с кнопками и экранами стало понятно, что гибель массовой бумажной книги неотвратима.

Это происходило долго, и эта тема окончательно всем надоела, и уже не осталось никого, кто в качестве серьёзного аргумента приводил бы запах переплёта и шелест страниц.

Лучше всего объясняют этот процесс метафоры — и, значит, происходит перерождение книги старого типа во что-то наподобие почтовых марок.

Почтовые марки имеют сейчас филателистическую ценность, при этом никого не смущает, что большая часть писем отправляется при помощи Сети. Однако, если отбросить естественное чувство отчаяния ставших ненужными людей, ничего страшного в этом нет. Однако эмоции самих производителей были подлинными — потому что окончился срок одного общественного договора. То есть, того самого контракта, что был неписьменным образом заключён между производителями контента и обществом. Писатель должен был писать, а читатель — читать. Так продолжалось почти до конца XX века, но тут-то и произошли известные изменения.

3. Во-первых, было открыто множество других способов проводить время — и к обществу пришли визуальные искусства. Иконка победила букву. Во-вторых, культура, согласно демократическому голосованию платежом, стала полностью демократической. То есть, исчезла волюнтаритская пирамида эстетики («Стыдно не читать Толстого? — А почему стыдно?» — раньше этот спор кончался репрессиями со стороны школьной учительницы или главы государства, ныне аргументация такого рода не работает). Но, более того, в демократическом искусстве этот спор вовсе не имеет разрешения. [Чтобы два раза не вставать, что разговор идёт о смерти. Смерть вообще очень притягательная тема для обывателя — смерть человека, смерть литературы или гибель империи]

4. В разговорах о переменах всегда полезно искать экономическую составляющую. Динамика финансовых потоков говорит о многом, в частности о мотивации. И размышления о мотивации могут многое дать человеку, пытающемуся угадать лицо будущей литературы. Существующая система книгоиздания и книгораспространения уже отучила автора думать о книге как о средстве пропитания. На этом рынке могут выжить две модели — клоуны и сценаристы. На сценаристах я бы не стал останавливаться подробно, а вот с клоунами все куда интереснее. Клоун — это вовсе не только исполнитель, это тип синтетического интересного публике человека. Финансовые потоки приходят к нему вовсе не от проданного тиража) или, вернее, не сколько от тиража), сколько от концертной и прочей сопутствующей деятельности. Массовый народный автор — в чём-то продолжающий традицию русского скомороха.

5. Случилось перепроизводство литературы, а ведь тот общественный договор, который мы знали, формировался в тот момент, когда значительная часть населения была вовсе неграмотна. Теперь потомки этих крестьян производят в социальных сетях огромное количество текстов, историй, подмечают детали чужой жизни и рассказывают анекдоты из своей. Следуя известному анекдоту об обезьянах, которые случайным образом напечатают „Войну и мир”, среди литературы социальных сетей появляются интересные тексты. Понятно, что тексты эти будут несколько иными по форме — короче, быстрее, интерактивнее. Рынок оставляет небольшую экологическую нишу для затворников, будто для вымирающих зверей, но это голодные степи. [Тут я хотел найти цитату из Маклюэна, но не смог пересилить себя — мне его книги кажутся заполошными]

6. Продавать электронную литературу мало кто умеет. Тут как с самим производством контента — жадность и глупость издателей уничтожили рынок (Рынок, конечно, никуда не пропадает, просто он развивается иначе — и при некоторых условиях, он может развиваться медленнее, а мода на чтение проходит быстрее. Никто не говорит, что нет рынка коллекционных марок — но рынок продовольствия или вооружений с ним не сравним. Антикварные услуги на рынке чтения могут существовать бесконечно). А ведь создавать финансовые потоки сложно — большинство же издателей на российском рынке думают, что новое книгораспространение — это создание сайта с контентом в примитивной верстке и приделанной к нему не всегда удобной платежной системой. Продавать нужно не собственно текст, логичнее продавать автора. Одна отдельная книга — похожа на выстрел, который, конечно, может решить исход сражения, но это бывает редко.

Ситуация кардинально меняется, когда на поле боя появляются пулемёты.

В этом смысле успешный проект — это писатель-колумнист, сочиняющий разного рода тексты на глазах у публики. Процесс рождения новой литературы похож на технологический прогресс — именно технологическим прогрессом она и порождена. Но этот процесс не одномоментен, он непрерывен, и новая литература наверняка уже возникла — но мы пока не решаемся открыть эту коробку, в которой заключён источник нового, и, одновременно старый несчастный кот наших привычек. Новая литература вовсе не лучше прежней, но она и не хуже. Она, как всегда в эпоху перемен, будет спекулировать на старых терминах и знаках отличия, но устроена она по другому — как кино и театр в сопоставлении.

7. Нужно сказать парадоксальную вещь — слово главнее литературы. Роскошь человеческого общения важнее книги. В новой реальности выживает та часть литературы, которая может создать симфонию между автором и читателем, и если для этого нужно пойти в кабак и ударить по гусельным струнам, то автор должен это сделать. И уже есть довольно много людей, для которых это путь естественен.

8. Итак, основной тезис заключается в том, что новая система электронного книгоиздания будет иметь дело с новой литературой. Проблемы авторского права для писателей уйдут на второй план — классика так или иначе станет общественным достоянием, а за сомнительную честь читать актуальную литературу авторам придется еще и приплачивать.

Извините, если кого обидел.

09 октября 2012

История про то, что два раза не вставать (2012-10-11)

Все эти ночные беседы на темы фалеристики привели к тому, что я сейчас поставил вторую порцию голубцов и буду принужден отобедать в пять часов утра.

Вот, кстати, ночная еда меня всегда занимала.

Какое-то непростое, тёплое, не побоюсь этого слова, у меня к ней отношение.

Дело в том, что в ней намёк на молодость, здоровье и возвышенные посиделки, ночные дачи, общий стол под абажуром, что не хуже изразцовой печки в Киеве, в ней любовь и страдания молодого человека, крепкий сон и небрежность ко времени.

И, чтобы два раза не вставать, скажу вот что: я сегодня полдня провёл в Бетховенском зале Большого театра. (Там потом случился страшный скандал, но это совсем иная история). Я не хотел туда