умрёт первое лицо в государстве, так обязательно танки по улицам ездят.

Я вздыхаю и иду в гости. В гостях я сижу на старом диване с некими молодыми прелестницами. Диван этот совсем дышит на ладан, подушки разъезжаются, я чуть не падаю с него, как вдруг мне говорят, что сейчас сюда заёдёт президент Медведев вместе с премьером Путиным.

— Да позвольте! — говорю я. — Да ведь он же умер?!

— Э-э, — отвечают мне. — Тогда умер, а сейчас — нет. Главное, что сейчас президент ходит по квартирам, и позволяет всем, кто там находится, задавать ему вопросы.

"Ну и ладно, — думаю я. — тогда умер, а сейчас — нет. Хорошо же у вас дело поставлено. Вы бы лучше сначала определились, а то я полчаса наблюдал, как техника по Тверской едет".

Но в квартиру действительно заглядывает Президент — по виду совершенно живой. Одна из дам, не вставая с дивана задаёт ему вопрос (По-моему, совершенно дурацкий). Президент отвечает, но вот очередь доходит и до меня. В этот момент я замечаю, что премьер-министр Путин как-то заскучал и как бы незаметно пихает Медведева в бок, шепча: "Да ну его нахуй, это дело. Дима! Дима, пойдём отсюда, наконец, сколько ж можно, заебались ведь".

Тут я понимаю, что совершенно не знаю, что спросить Президента. Попросить у него денег на строительство дачного домика как-то гордость не позволяет. Спросить надо что-то вроде "А вот что вы думаете об авторском праве, не правда ли надо его пересмотреть, чтобы и волки были целы, и овцы сыты. А литература встала с колен", прибавив ещё что-нибудь такое, чтобы Президент сразу сказал: "Как интересно, а давайте я вас назначу ответственным за всё авторское право, и дам вам в помощь двух секретарш и шофёра на Чорной машине".

Но тут же, в этом сне, понимаю, что ничего подобного не только я, но и никакой начальник писателей не придумал бы, и что не скажи в такой ситуации, выйдешь форменным идиотом. Поэтому я молчу и только смотрю затравленно по сторонам.

Пауза.

Только Путин всё дёргает Медведева за рукав и бормочет: "Дима, Дима, ну пойдём же, ну сколько можно. Ну всё, всё уже"…

Тут я и проснулся.

Извините, если кого обидел.

23 декабря 2009

История про рекламу

Отчего, отчего это Леонида Александровича везут в Ниццу, чтобы покатать на воздушном шаре, а меня нет. Я чудесно могу описать впечатления от путешествия в Ниццу.

Роман с продактплейсментом — старухи гуляют в Ницце по набережной, молодой писатель-альфонс, то-сё.

Я вот описал путешествие в Троицк, кстати. Мезонная фабрика — то-сё. За свои ездил.

Или вот в Ясную поляну.

Или вот пусть меня отправят на китобойной шхуне — ну там, Волк Ларсен, красивая девка в свитере, и я такой… Дерзкий, если чо.

Продактплейсмент, реклама свитеров и девок.

Все, главное, сходили на "Аватара", а я вот, поди, не пойду. Все ж сходили.

Извините, если кого обидел.

23 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово о людоедах"

Я люблю смотреть телевизор. Это довольно сильное признание, потому что сейчас модно признаваться как раз в противоположном.

Сейчас нужно смотреть в мониторы или просто в окно.

Телевизор становится в глазах интеллектуалов уделом плебса. Между тем телевидение есть за что ругать. Но ругать телевидение вообще — занятие зряшное, вроде как ругать молодежь.

Я и не буду его ругать.

Зато я буду рассказывать о людоедах. И тех книгах, что пишут людоеды.

Потому как я был свидетелем прихода людоедов к нам.

Тогда, уже довольно давно, появились телевизионные шоу с выбыванием — они проходили как в замкнутых пространствах, так и на фоне тропических морей с пальмами по краям.

Их довольно давно начали резво издавать. Я помню книгу под названием "За стеклом: Откровения Оли и Дэна", и как вечная пара Пакина и Ракукина, книги Сергея Сакина "Последний герой в переплете" и Ивана Любименко "Как остаться живым в пасти быка".

Это была совершенно нормальная стадия коммерческого проекта, когда он, состоявшись, распространяется на спичечные этикетки, пакеты с соком, книжки, наконец.

Вон со "Звездными войнами" и круче было.

Но суть в том, что проекты эти по большей части были проекты людоедские.

В них, на пути к морковке, персонажи постоянно кого-то едят. Причем этот кто-то — их товарищ. Вот они, персонажи шоу, собрались в круг под софиты, выбежала перед ними тетенька с металлическим стервозным голосом — и ну они друг друга жрать. С той же невозмутимостью, что и пара зэков, прихвативших в побег собрата. Зэки, задурив голову молодому недоумку, жуют корм, который так и зовется по фене — "корова". Зэки хотят жить, их ведёт по тайге угрюмый волчий закон.

А телевизионных героев зовет не "зелёный прокурор" побега, а буржуазная морковка. И под разными софитами, за стеклом и в тех местах, где стёкол вовсе нет, участники едят друг друга. И это не радостное соревнование, а волчий лагерный закон — "умри ты сегодня, а я завтра".

Неважно, что болтается перед участниками — миллион, ключи от квартиры, выгодный контракт, они добровольно жрут.

Жрут, жрут своих же.

И никому из этих людей внутренний голос не нашептывает голосом знаменитого фантастического кота: "Не советую, молодой человек, съедят". Потому что игроки загодя отвечают на это: "меня — завтра, зато сегодня — я".

В книгах всё это видно лучше, чем на экране. Книги — как отчет путешественника. В них путешественники, а все эти люди — путешественники, даже если безвылазно сидят в гостинице, оправдываются.

С экрана оправдательная этика уже пролезла в книжную индустрию. Факт свершился.

И вот я решил, что не буду все это безобразие рецензировать.

Не надо мне рассказывать про этих людоедов. Потому как глянешь на какой-нибудь обитаемый остров — красота. А присмотришься — сидит там в кустах Повелитель мух, а по берегу бродят людоеды.

Не надо обработанных редактурой воспоминаний стеклянных людей — "Непосредственно сейчас, при написании этой книги у меня стал проявляться интерес к авторской работе. Хочется глубже понять, как происходит написание произведений. Прочитав эту книгу, вы, надеюсь, окунетесь в мир интересного и сами сможете представить себя на месте участника проекта"… Не надо чудовищно косноязычной, похожей на графоманскую фантастику советских времен книжки Сакина, где все герои живут под номерами ("На носу их лодки сидела его 2-а. Она поднялась, поддерживаемая дружелюбно улыбающимся 11-и, и прыгнула в