— Не лезь не свое дело, Гамид! Эти старцы бывают столь упрямы, что никакими пытками их не сломить. Тем более, что мученическая смерть лишь приближает их к райским садам и гуриям. Хорошо, дервиш, я поклянусь. Но за нанесенное оскорбление, батогов тебе не избежать.

— Пусть будет так, — я склонился еще ниже.

— Клянусь именем Аллаха и головой пророка его Магомета, что Кара-мурза — это я! А теперь, говори уже! Или мне еще Коран поцеловать?

Гром не бабахнул, молния не сверкнула, но даже его собственные люди затаили дыхание, услышав такое святотатство. У меня отношение ко все верам простое. Господь, скорее всего, где-то есть, но сильно занят и беспокоить его, во всяком случае при жизни, нет смысла. Как говорится, на Бога уповай, но сам не зевай. А там видно будет… Но даже мне известно, что клятва головой пророка для мусульманина священна.

— Не надо… Саин-булат хан велел передать достопочтимому Кара-мурзе следующее: «Все готово! Жди нас на рассвете следующим за этим днем».

— И это все?

— Да, достойный. Слово в слово.

— Что ж, это важно. Спасибо… Гамид, Ахмед… Отведите нашего гостя куда подальше и поговорите, как вы умеете говорить с рабами. Я хочу знать все что он видел в лагере мятежников. Станет отвечать добровольно — его счастье. Не калечьте… Впрочем, пара-тройка увечий только помогает выпрашивать милостыню.

Ну, вот предварительные ласки и закончились.

— Погоди, господин! — я упал на колени и пополз к дому. — Сжалься! Я расскажу все что ты захочешь услышать! Придержи своих псов!

Блин на какие унижения приходится идти! А все из-за того, что своевременно не обращал внимания на улучшение навыков владения метательным оружием. Хорошо хоть «хвосты» от опыта туда сливал. А то так и остались бы несчастные сорок очков. Девяносто шесть тоже весьма далеки от рекорда, но хоть что-то. Шагов с десяти уже не промахнусь. Но надо еще приблизиться на эту дистанцию.

— Ты кого псами назвал, падаль?!

Ахмед оказался более впечатлительным и первым подскочил ко мне, заслоняя от своего же товарища. Сапогом по ребрам тоже неприятно, но не так, как тычок копья. Я наконец-то разглядел, чем чертов Гамид все время в меня тыкал. А главное, каждый пинок позволял мне, с жалобным воем и всхлипыванием, перекатываться все ближе к крыльцу и стоящему на нем Сабудай-мурзе.

— Я же сказал: оттащите подальше! Что непонятного? — прикрикнул на слуг толстяк. — Зачем ты его сюда катишь?

— Сейчас, хозяин! — повинился Ахмед и наклонился ко мне, хватая за грудки.

Вот спасибо. Вельми и понеже… То что доктор прописал. В процессе ползанья и перекатывания я уже успел вынуть один кинжал, который и воткнул, с превеликим удовольствием, в глаз «привратнику». Думаю, Ахмед умер раньше, чем что-то успел почувствовать и понять. Жаль… Слишком хорошая смерть для такого урода, но мне сейчас не до восстановления справедливости. Пусть Аллах с ним разбирается.

Ахмед упал на меня сверху, мы немного побарахтались, и я вскочил на ноги. Со стороны возня казалась неуклюжестью стражника и подогретой страхом прытью нищего. Что, вместо тревоги, вызвало только смех.

Сабудай-мурза, глядя на «представление» от удовольствия даже по ляжкам себя плеснул.

Это движение стало последним осознанным жестом в его жизни. Мне хватило двух прыжков, чтобы взлететь на крыльцо и полоснуть кинжалом по жирным складкам на шее. Черт! С этим типом «брони» я еще дела не имел. Клинок точно вспорол кожу и сало, но до гортани не добрался. Хорошо, татарин от неожиданности замер и дал мне возможность повторить удар.

Уже ученый, теперь я метил не в горло, а в сонную артерию.

Видимо, толстяк страдал повышенным давлением. Кровь не то что брызнула, фонтаном ударила. Так что на него можно больше не отвлекаться. Остался Гамид. Вооруженный копьем воин имеет преимущество над вооруженным кинжалом. Если кинжал один и с ним жаль расставаться. Мне не жаль. Еще один есть.

Татарин броска не ожидал и защититься не успел. Правда, я и не попал, куда целился. Вернее, совсем не попал. Клинок пролетел в паре сантиметров от головы Гамида, заставив того отшатнуться, а мне дав лишнюю секунду. Мелочь, но приятно… Как раз достаточно, чтобы успеть развернутся к Сабудай-мурзе, выдернуть у него из-за пояса ятаган и отпрыгнуть.

Вовремя. Гамид уже почти приблизился на расстояние удара. Но, теперь и я был не совсем безоружен. Ятаган не сабля, совсем другой стиль фехтования, зато более легкий клинок дает повышенную быстроту движений. А кинжал во второй руке, возможность атаковать в клинче.

Гамид был хорошим воином и успел понять, что столкнулся с мастером. Он заорал что-то нечленораздельное и напал со всей прытью, которую только мог выжать из мышц. Увы, последнее время он, видимо, больше имел дела с беззащитными рабами и двигался недостаточно резво.

Я отклонил ятаганом жало, устремленного в живот, копья, — а потом воткнул татарину кинжал в пах. Хватит уже миндальничать. Три легкие смерти для таких ублюдков, чересчур даже человека из мира победившего гуманизма.

* * *

К Перекопу подошли еще засветло. Расчет строился на том, что небольшой отряд всадников, едущий в открытую, не должен был вызвать опасения.

Не мной придумано, что наглость города берет, но претворять этот лозунг в жизнь попытаюсь.

— Эй, там! Заснули что ли?! — заорал Сафар-бей на стражников, как только мы приблизились на достаточное для «переговоров» расстояние. — Поднимайте решетку! Хану Махмед-Гирею депеша от Сабудай-мурзы! Срочная! Радуйтесь, бездельники! Мятеж подавлен!

Вряд ли хан, прибыв в Перекоп, тут же оповестил всех жителей о причине, побудившей его перенести ставку, но шила в мешке не утаишь. Тем более, когда их там целая куча. Во-первых, — внезапность. Во-вторых, — скрытность. В-третьих, — из Перекопа в Ак-Кермен отправлено два отряда лучших воинов. В общем, любой, кто может сложить два и два, догадается, что в Белой крепости жизни Махмед-Гирея что-то угрожало. А что может угрожать Великому хану, если на Орду никто не нападает? Понятное дело — мятеж.

На эту предпосылку и опирался первый шаг моего нового плана.

Выбравшись через провонявший кошками подземный ход контрабандистов, я вернулся в лагерь и предложил своим командирам новый вариант смены власти, который сейчас и приводил в исполнение.

Первым делом, шумовую завесу, которую они уже во всю развернули перед стенами Ак-Кермена, продолжать до упора. Но выделить на нее только самые небоеспособные части. А