туда же! Все твердят… болезнь, болезнь, болезнь, нездоровая! За меня всегда решают и думают другие! Но я себя в обиду не дам! Оставьте в покое моего Джека! Если для вас он — ничто, то для меня — всё. — И ласкательно продолжает, поворачивая голову в сторону озера: — Джек, малыш, не беспокойся, тебя никто не тронет! Ты голодный? Сейчас тетушка Белль расправится с конкуренткой, швырнет её труп по течению и купит тебе сладенькое.

Наблюдаю и шок накрывает меня. Уловив чутьем, что завязывается ожесточенная борьба между мной и Беллой и дело принимает ужасающий оборот, я, поднимаясь, взмаливаюсь о подмоге и решаю сопротивляться, пока не подоспеет помощь. В ушах раздаётся устрашающим гулом: «Смерти, смерти, смерти… … швырнет её труп по течению…» Надо бы чем-нибудь вооружиться, да не чем.

Я слабо защищаюсь:

— Белла, давай успокоимся. Я обдумываю твои слова и… не могу разобраться. Я понимаю, за что ты так со мной, но за что ты так с Джексоном? Он с любовью к тебе относи… — пересохшим ртом вывожу я и непроизвольно замолкаю, не докончив мысль, увидев, как она достаёт с заднего кармана платья пистолет. Остолбенев, мое сердце сжимается ледяными тисками, а мозг осмысливает, что он перед угрозой бедствия, и я одними глазами таращусь, как она целится опустить на меня курок. Страх гудит, разносясь по телу, в крови. Ловушка, расставленная ею, застигла меня — доверчивым оказалось моё безрассудное сердце — и я, вся задрожав, смею воспротивиться, как бы не в последний раз:

— Белла, но если меня не… — придумываю, как сказать эти жуткие слова о своей кончине, — …не ста… станет, то Джексон не вернётся к тебе… Ты еще дальше от себя его удалишь. Одним рывком ты убьешь его чувства к тебе. А ведь он еще может выбрать тебя, подума…

— Заткнись разлучница! Я уничтожу тебя и закопаю в землю! — У зареванной проявляется нездоровая реакция сильнейшей тряски организма, что ее рука настолько дергается, будто её кто-то специально трепет.

Упавшим голосом, то теряя сознание, то приходя в себя, я пытаюсь что-то бросить в ответ, но во власти тревоги затруднительно уходить в философствование:

— Не делай этого, пожалуйста. Вы будете вместе, если…

Она зверски мотает головой в стороны:

— Вас видели на свадьбе твоей противной подруженьки! Видели в постели! Я всё знаю, всё! Ты присушила его!

Я едва не лишаюсь сознания, стоя у разверстой бездны, но без промедления выражаюсь:

— Белла, тыыыы… тыыы… не так всё поняла! Не так! Мы знакомы с ним с детства. Да, да, я люблю его, я очень его люблю, но я не… не вместе с ним, он для меня, как, как брат. Честно! Я честно тебе говорю! Клянусь всем! — Я набожно складываю руки: — Прошу тебя дай мне шанс все рассказать о…

— Я не верю тебе, лживая сучка! У тебя есть одна минута, чтобы проститься со своей жизнью! — В шумном потоке слов её голос делается совсем невнятным, страх тоже заставляет её сильно-сильно содрогаться. Но самообладание к ней не возвращается.

С сердечной болью, смутно осознавая, что моя жизнь на волоске, я что есть мочи кричу, выражая охвативший ужас:

— Джексон! Джексон! — Мое сердце подскакивает до небес.

— Его здесь нет! Это сообщение принадлежало мне! Наивная сучка! Ты сгинешь, а я, наконец-то, буду с любимым, и никто нам не будет препятствовать на пути! Мы будем жить вместе и путешествовать по всему миру, а твои останки будут пожирать муравьи!

Раз уж сейчас пробивают истекающие минуты моей жизни и пути к спасению не предвидится, — в самой малой степени кто-то мог оказаться в этой местности и прийти мне на помощь в сей раз, — то тогда я могу сказать всё, что думаю.

— Жаль, что твоя грязная душа, недоступная взору, а то все бы увидели в ней то, что вижу сейчас я — ненависть к жизни. Он тебя никогда не любил! И даже после моей смерти он никогда, никогда не будет с тобой! Слышишь? Ты сумасшедшая! — Слезы затуманивают мои глаза, но я не кончаю взывать изо всех сил: — Джексон! Джексон! Любимый! Помоги… те… помо…гите… по…мо…ги…те… кто-нибудь… — отрывочными фразами я поднимаю отчаянный крик.

Размахивая пистолетом, она с усмешкой направляет его то в моё сердце, то в голову, то в ноги. Облачившись в замершую статую, приподняв ладони вверх, я чуть ли не теряю сознание. Смерть стоит возле меня. И нет больше средств для спасения. Я еще и еще взываю имя любимого, но не слышу ничьих голосов, кроме своего собственного. Смертоносный свет уже освещает меня. Проливной дождь беснуется, противоборствуя вместе со мной, не отдавая меня в руки смерти.

— Отбрось оружие! — восклицает грудной мужской голос при звуке бушующей грозы, возвещающей о смертном часе.

«Господи! Господи!»

Кровь приливает к моему сердцу.

Резко поворачиваю голову и в пяти метрах мне довольно отчетливо видится знакомый абрис фигуры, следом еще один — Даниэль на костылях, как рыцарь облекающийся в доспехи перед сражением, и Джексон, раскрывающий рот с пламенной мольбой следом за Даниэлем:

— Образумься Белла! Откажись от этой затеи, моя милая! Что за бредовые фантазии? Не осложняй свою жизнь! Отвергни возможность несчастного случая! — Он будто опасается раздражать ее в такие моменты и отговаривает от действий так деликатно, так мягко, так бережно, будто пытается донести до нее пустяковое замечание, как шуточный наказ малышу, не слушающемуся родителей. — Говори со мной. Я тебе нужен. Оставь Милану. Говори только со мной. — Он действует с лихорадочной поспешностью, разыгрывая полное неведение, что был вызван и обвинен компетентными органами по её вине.

Откуда они здесь вдвоем?

Растрепанная, с округлившимися зрачками, обмозговывает в неверии, что Джексон стоит перед ней и, окинув взором, бурчит непонятное, что зримо по движению ее губ.

— Как ты зде… — начинает она, меняя направление оружия постепенно на прибывших. И снова берет в руки руль сознания, управляя его в сторону навязчивой мысли: — Незваные гости церемонии смерти пожаловали!

В глазах рябит и в голове встает картина чудовищного сочетания троих обезоруженных против одной в сопровождении со вспышками и отдаленными рокотаниями в небе.

Два защитника с невозмутимым видом двигаются к нам. Взглядом они будто уверяют меня, что опасаться нечего, но предосторожности с их стороны не были бы излишними.

— Не двигаться, — орёт юродивая, и, видя, что мужчины, с серьёзными лицами не принимают во внимание её слова, она, захватив мгновенно мою руку, разворачивает меня спиной к себе и приставляет к сердцу пистолет, наказывая:

— Не шевелись! Убью!

Мое горло сжимается. Я