нас, негодующе протестуя, уверив себя в догадке, что я приняла его предложение:

— Уже нет сил на еще один отчаянный обман! Прекращайте!

Жестами я пробую заставить отказаться Джексона от своих предположений, но тот в ярости дергает себя обеими руками за волосы и опускает голову назад, тяжело произнося: «А-а-а-а… За что… дьявол!»

— Белла! Забудь всё, что я…

Во мне всё трепещет.

— Джексон! Не надо! — жестко отрицает Даниэль на то, что тот хочет сказать. — Ты должен понять Беллу, что…

Взметнув сильными руками, он отпихивает ладонью девушку, непонимающую происходящего, не отходящую ни на миллиметр от своей любви:

— Нет! Не должен! Я ничего ей не должен! Достаточно лжи!

Я цепенею от ужаса. Глазам моим после затишья открывается новая война. А в голове трещит: «Невыносимо жалко Даниэля. ЖАЛКО. ЖАЛКО. ЖАЛКО. Я ненавижу себя за это чувство вины…»

Белла, докопавшись до корней мыслей, со вздохом открывает рот, разглашая правдивые подозрения:

— Нарочно ты, Джексон, всё зашифровал! Вы хотите все довести меня до белого каления и уложить в больницу! Ты подкупил его! Вы все обманщики!

Джексон, дав волю гневу, выходит из себя — он не укротим, если речь идет об опасности моей жизни, он выдержал от силы двадцать минут и в одну из секунд разразился — и уже ни капли не сдерживается в выражениях. Он был скован лицемерием, но теперь нет ни малейшего притворства в его выражениях:

— НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! — Ненависть в нем, перемешиваясь с сочувствием, становится пуще. Человек не только носит в себе светлую сторону. Порой случается, что темнота выигрывает это бесконечное пари. — Не обольщайся мыслью, что я, зная о твоей болезни, буду с тобой. К тому же я никогда не буду с той, что посадила меня в тюрьму! — И в глаза ей продолжает неописуемо резко: — Зачем ты это сделала? Зачем разнесла про меня лживые сведения? Зачем ты собрала здесь нас всех? Ты думала, что я никогда не узнаю, что ты и твой папаша сотворили со мной гадость?

Беллу настигает истерический припадок. Бьющаяся в судороге, клянется, что если он её не простит, не даст ей второго шанса, то она уничтожит меня и Даниэля.

Тем временем я встаю на ноги, из меня стекают крупные капли воды, одежду хоть выжимай, и с силой помогаю Даниэлю, но напрасно.

— Брось это занятие. Пусть я пока буду здесь. — И крайне быстро молвит, подавая свой телефон: — Убегай в машину Джексона, не думая! Там связь лучше берет… И звони в полицию. Джексона уже не остановить, а я попытаюсь как-то приструнить Беллу до приезда. Они оба уже не в себе.

— Я не оставлю вас! — с железной твердостью возглашаю я, глотая ползущие водяные косы по щекам. Наклонившись к нему, я кладу свою руку на его плечо. — А если что-то случит…

— Любовь моя, — он крепко сжимает горячими мокрыми пальцами мои ледяные ладони, — я готов принять смерть, чтобы спасти тебя. — Его вьющиеся вороные волосы сейчас прямые, прилизанные от сделанной укладки владыкой водяного царства.

Взбешено отвечаю, видя боковым зрением, как Джексон, восклицающий на жалкие мысли Беллы и отвечающий ей на все дары мира, готовые ее семейством одарить его, отказом, показывает мне знаком, чтобы я уходила:

— Не говори такого! Ты помешался рассудком? Я ни за что не позволю повернуться к вам обоим спиной, когда… — Я не заканчиваю и перескакиваю на другое: — Мы не поговорили, я не могу так…

— Милана! Не сейчас! — злится он. — Не время упрямиться. Хотя бы раз выполни мою просьбу. Я прошу тебя — покинь эту территорию. Христом Богом прошу! — Этому беспокойному мужскому властному взгляду не отказать.

Одолеваемая горячечным жаром в груди, вне себя от страха, я слышу звериный вопль Беллы, которая не может обуздать задней мысли и в ней так и не смолкает призыв убить меня, который она проговаривает раз за разом Джексону.

— Я пойду, но только чтобы вызвать полицию и «скорую помощь» для сумасшедшей. Я мигом вернусь!

— Милана, не медли!

В сострадании, в беспамятстве, на иголках я несусь к воротам, спиной ощущая взгляд защитников, и одновременно тыкаю мокрыми непослушными пальцами в телефон экстренной службы, но полный кошмара голос Джексона возвращает меня к действительности и я, обратившись в слух, не реагирую на голоса, раздающиеся в трубке.

— БЕЛЛА! Н-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т!

Поворачиваю голову в момент, когда раздается внезапный удар. Даниэль, бросившись вперед, закрывает меня собой, и пуля погружается в область его груди. Застонав от боли, покачнувшись на своих ногах, он падает. «Встал на ноги! Он встал на ноги!» Вскрикнув, я закрываю на секунду глаза, чтобы не видеть окровавленного тела. Несмотря на опасность, я рвусь к нему и под буравящий меня взгляд безумной, издалека напоминающий два крокодильих охотничьих глаза, застываю на лету. Непрерывно гремят еще два пистолетных выстрела.

— ДЖЕКСОН, ЛЮБИ-И-И-МЫЙ!!! — Совершенно не понимая ничего, я ору, ору так, как никогда в своей жизни и теряю голос.

Я не успеваю закрыть глаза, как кто-то сбивает меня раньше, подставляя под себя залп, и грохается вместе со мной. Ударившись головой, я припадаю замертво к ногам лежащих навзничь, вытянувшихся во весь рост. Все очертания лиц, пейзажа смываются и расплываются перед моим взором. Зависнув глазами, как из проколотых и изодранных белых рубахах мужчин сочится кровь и бегут рубиновые ручейки, накапливаясь на груди, я коченею, точно труп, зажимая двумя руками рот.

Совершившая преступление, завидев, что сотворила, скрывается с места.

Небо раскалывается от оглушительного рева. Молнии свирепо чертят зигзаги, знаком извещая о чем-то скорбном. Грозно и невыразимо словами, как в секунду темнеет, словно уже глубокая ночь и, звезды, устрашающие бело-черные глаза нечистого духа, повисают над сферой. Рваные тучи косятся, представляясь лицом дьявола. Минута… и происходит нечто, что никакое описание не передаст того, что разворачивается перед глазами. Пробуждается сердце небесного купола и мир меняется, поднимается от непробудного сна в незримых просторах Владыка Земли. Очертания неба так быстро меняются, со стремлением открыть фестиваль теней света — чернота, сжираемая невидимой дырой, собирающейся поглотить темноту, мгновенно сменяется пестротой. Всё куда-то катится, мчится, меняет свою структуру, потоком брызгая светом искры, ливнем сеющиеся по всему небесному своду. Бронзовая пыль сыпется, точно золотистый песок пустыни Сахара. Кто-то там сверху медленным движением убирает занавес. Луч света, спустившийся из межзвездного галактического пространства, с ликующим сиянием пронизывает все земли, луга, поля, озера и реки, дома, каждую деталь сущего, и мир начинает светиться от ослепительного света, готовясь перед кем-то предстать и заслышать приговор. Воцарившееся на миг безмолвие, длившееся несколько секунд, становится