Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начало всегда обладает тем, чего нет у продолжения, пусть оно и в сотни раз лучше. Это как с альбомами музыкальных групп. Записали первый – и по всему миру сшибло крыши от энергетического потока. А второй, пусть тоньше и музыкальнее, посчитали самоповтором. Критики и потребители тут первые враги, ха-ха.
Первые номера «Забриски Райдера», на мой глаз, были еще угловатые и немного даже наивные. Но в них была чистая радость и эмоциональная полнота. А потом стали появляться серьезные материалы. Помню, как разносила этот журнал в электричке и сама, сев, зачиталась статьей об опиумных войнах в Китае.
Жизнь верующих и уверовавших проходила очень даже бодро и интересно. Были те, кто еще до тысячелетия и активного открытия храмов молились, постились и причащались, и в то же время были «волосатыми». А были неофиты, их было очень много, и это были совершенно другие люди.
Быть «волосатым» – не значит исповедовать и претворять в жизнь свободу половых отношений, и употреблять наркотики. Все это имеет место быть, но является личным делом человека. Как и религия. Многие мои знакомые, считавшие себя духовными чадами, продолжали играть рок-музыку и вести вполне волосатую жизнь: сленг, вписки, автостоп, даже аск.
Здесь для человека религиозного неудобно то, что религия стоит в одном ряду с сексом и веществами. Если вспомнить Библию, то в Ветхом Завете найдем довольно любопытные моменты. Как в Торе, так и у пророков, у Иезекииля, например.
Во время прохождения пустыни евреи, народ молодой и истово религиозный, были непобедимы, хотя у них не было ни обученной армии, ни особого оружия. У них были личные, даже интимные, отношения с Богом, их Господом. Мадианитяне это заметили. И поняли, что нужно предложить евреям другие «интимные отношения». С мадиамскими женщинами, например. Этот план имел успех, и евреи стали терпеть поражение за поражением. Пророк Иезекииль без ханжества обличает блуд евреев с другими богами. Вино, как некий символ, в Библии тоже неоднократно присутствует, начиная от чаши в руке Господней и заканчивая вином греха и вином ярости. Это очень важные и высокие моменты – вера, секс и прием вещества. Человек, чтобы увидеть нечто кроме себя самого, должен приложить усилия и опереться на нечто материальное. Религия, секс и вещества этому помогают. Религия, на мой глаз, предлагает меньше материального, но более основательное.
Хиппи шестидесятых именно к этому и вели: секс, религия и образ жизни – личное дело, это ниши, где общественно-государственным отношениям места нет. Они предлагали интим с человеком вместо интима с транснациональной компанией и курение марихуаны или прием вытяжки из пшеничной спорыньи, ЛСД, вместо разъедающих нейроны антидепрессантов. То есть, хватались за остатки гуманизма в человеке и пытались его реанимировать. Ближе к человеку и дальше от бизнеса. Это было наивно, обречено на провал, но красиво. Мол, мыть одежду в море полезнее, чем стирать ее в машинке порошком «Белая роза». Хиппи все немного юродствовали, и потому их би-ины с фрилавом и прочим больше походили на спонтанно возникшее театральное действо, что многие их тех людей и подчеркивали. К 1967 все это потускнело, и нужно было менять одежду, а было уже поздно, и это была драма.
В 1988 многие мои знакомые, даже не знавшие друг друга, направились в Оптину пустынь и некоторые там довольно долго прожили. Волосатые просто влюбились в Оптину, как некогда олда любила Псковские Печоры. Хотя Псковские Печоры тоже были местом волосатого паломничества, к отцу Иоанну Крестьянкину. Советско-волосатое православие заслуживает научного труда, это было особое течение.
В нулевые с ужасом в известном клерикально-ориентированном органе печати наткнулась на термин «обретенное поколение». Испытала шок. И сейчас от него не очень оправилась. Даже в нулевых почти все мои знакомые, которых хотелось видеть и кто звонил, кто приходил в съемную, где жила, или к кому я могла приехать без звонка, были только волосатые или волосатившие. Литераторы, музыканты. Из этой глубины сказки про «обретенное поколение» смотрелись по меньшей мере нелепо. Да какое обретенное, когда именно эти люди до всякого «обретения» несли в себе то подлинно русское, которое меня коснулось в далеком детстве. Именно у них в обиходной речи встречались церковнославянизмы, не без юмора: «лепота», «благодать», «матушка». Конечно, наряду с англоязычным сленгом, зато естественно. А про манеру одеваться и не говорю – порой просто кадры из «Андрея Рублева». Этих людей не нужно было обретать, они сами обретали тех, кто не уверовал. Пусть это были неофиты, склонные к компромиссу во всех областях жизни, но это были подлинные люди. А мне сообщают в газете о каком-то поколении. Примерно то же отношение у меня и к некоторым произведениям современной прозы, затрагивающей эту тему. Обретенное – это не про меня и не про тех, с кем делилась хлебом и переживала самые разные трудности, порой критической массы.
Однако была разница между уверовавшими в советское время и неофитами. У первых было больше сомнений в клерикально-обрядовой области, они любили пофилософствовать, найти новый, на их взгляд, теологумен, вообще были церковно-недоверчивы. Но резких колебаний от веры к охлаждению я не наблюдала. Один мой знакомый, с немецкими корнями, то и дело оказывался в окружении католиков, его просто манило католичество. Но он остался в православии, причем считал, что ему было уверение от Бога. Чему я верю, потому что на мой глаз этот знакомый – мистик, и ему были видения. «Был в юности знакомец у меня / имевший дар общенья со вселенной» (Эдгар По).
А неофиты охотно успокаивали себя тем, что «Господь у меня в душе». В их отношениях с религией четко прослеживались две фазы. Первую можно выразить примерно так: «Я отказываюсь ото всего бывшего безумия: молиться за Джанис Джоплин, слушать рок, употреблять наркотики, ходить автостопом и трахаться только потому, что это лучший выход из ситуации». Во время этой фазы как правило женились-выходили-замуж, венчались и рожали. Вскоре наступала вторая фаза: «Бог у меня в душе». А обрядовая сторона, и с ней многое другое, уходили в тень. Начиналась эпопея обустройства в жизни. Причем, вторая фаза могла выражаться и в ревностном соблюдении обряда, при внезапном внутреннем равнодушии к вере, в котором себе не очень приятно признаваться. Пройти между двумя огнями мало кто смог, но я таких людей знаю и люблю. У них очень трудные, даже до нелепости, судьбы.
Судьба мужчины выглядела примерно так: принял крещение, пару лет, в лучшем случае, парил на крыльях, даже вошел в церковную структуру. А потом ушла радость. Жена потускнела или остервенела, детей кормить нечем,