Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Безумец, – позвала Шаллан, – откуда ты явился?
Тот продолжал нести чепуху.
– Ты знаешь, что нужно от тебя Далинару Холину?
И опять чепуха.
Шаллан вздохнула, но присела и в точности записала его слова, чтобы передать Мрейзу. Девушка зафиксировала все от начала до конца и дважды выслушала по новой, чтобы убедиться, что он ничего не прибавит. На этот раз больной не назвал свое «имя». Вот и вся разница.
Но не мог же он быть в самом деле одним из Вестников!
«Не будь дурой, – отругала она себя, пряча письменные принадлежности. – Вестники сияют как солнце, у них есть клинки чести, и говорят они голосами, которые подобны тысячам труб». Они могли словом рушить дома, подчинять бури, а еще – исцелять прикосновением.
Шаллан направилась к двери. К этому моменту ее отсутствие в комнате, где лечили Иятиль, должны были заметить. Ей следовало вернуться и выдать заготовленную ложь, будто она искала, чем бы промочить пересохшее горло. Но сначала надо снова надеть личину жреца. Она втянула немного буресвета и выдохнула, используя все еще свежий образ ревнителя, чтобы создать…
– А-а-а-а-а-а-а!
Безумец вскочил на ноги с криком. Рванулся к ней, двигаясь с невероятной скоростью. Шаллан взвизгнула от неожиданности, а тот схватил ее и выдернул из облака буресвета. Иллюзия рассеялась, растворилась, и сумасшедший прижал веденку к стене, вытаращив глаза и хрипло дыша. Его взгляд неистово метался по ее лицу, зрачки резко двигались туда-сюда.
Шаллан дрожала, у нее перехватило дыхание.
Десять ударов сердца.
– Одна из рыцарей Ишара, – прошептал безумец и сузил глаза. – Я помню… Он их основал? Да. Несколько Опустошений тому назад. Это больше не пустая болтовня. Об этом не болтали вот уже много тысячелетий. Но… когда…
Он отшатнулся от Шаллан, прижимая руку к голове. Осколочный клинок упал в ладонь веденки, но, похоже, та больше не нуждалась в оружии. Мужчина повернулся к ней спиной, прошел к кровати, лег и свернулся клубком.
Шаллан осторожно приблизилась и обнаружила, что он опять шепчет те же самые вещи, что и раньше. Девушка отпустила клинок.
«Душа матери…»
– Шаллан? – окликнул Узор. – Шаллан, ты сошла с ума?
Веденка встряхнулась. Сколько времени прошло?
– Да, – согласилась она и поспешила к двери. Выглянула наружу. Нельзя было снова рисковать и использовать буресвет в этой комнате. Придется просто выскользнуть отсюда…
Шквал! По коридору приближались несколько людей. Нужно подождать, пока они пройдут мимо. Только вот им, похоже, требовалась именно эта дверь.
И одним из них был великий лорд Амарам.
Да, я разочарован. Вечно разочарован, как ты бы подметил.
Каладин лежал на своей скамье, не обращая внимания на обед – стоявшую на полу миску сваренного на пару пряного талью.
Он начал воображать себя белоспинником в зверинце. Хищником в клетке. Убереги его бури от участи того зверя. Обессиленного, голодного, сбитого с толку. «Они плохо переносят неволю», – сказала Шаллан.
Сколько дней прошло? Каладин понял, что ему все равно. Это его встревожило. В бытность рабом он также перестал беспокоиться о смене дней.
Он не так уж далеко ушел от того ничтожества, которым был когда-то. Юноша почувствовал, как сползает к тому же самому образу мыслей, точно человек, карабкающийся по утесу, покрытому кремом и слизью. Всякий раз, пытаясь подтянуться повыше, он соскальзывал обратно. В итоге он упадет.
Былые мысли… рабские мысли… клубились внутри его. Перестать беспокоиться. Тревожиться только о том, когда следующая кормежка и как бы уберечь еду от остальных. Много не думать. Думать опасно. Когда думаешь, начинаешь надеяться и желать.
Каладин с криком вскочил со скамьи и заметался по маленькой комнате, схватившись руками за голову. Он считал себя таким сильным. Борцом. Но чтобы лишить его этой силы, понадобилось всего лишь запихнуть в ящик на пару недель – и правда восторжествовала! Он ударился о решетку и протянул руку между прутьями, к одной из ламп на стене. Резко вдохнул.
Ничего не произошло. Никакого буресвета. Сферы продолжали светиться, ровно и спокойно.
Каладин завопил и продвинулся дальше, потянулся кончиками пальцев к далекому свету. «Не позволяй тьме поглотить себя», – подумал он. Кэл… молился. Как давно он этого не делал? Никто не мог написать для него слова и сжечь их надлежащим образом, но ведь Всемогущий прислушивался к сердцам. «Прошу тебя. Не надо повторений. Я не могу опять стать таким.
Прошу тебя».
Он тянулся к той сфере, вдыхая. Свет поначалу сопротивлялся, а потом величественно потек к его пальцам. В его жилах проснулась буря.
Каладин задержал дыхание, зажмурился, наслаждаясь ощущением. Сила рвалась наружу, пыталась сбежать. Он оттолкнулся от решетки и опять начал ходить из угла в угол, но уже не так неистово, как раньше.
– Я переживаю за тебя, – раздался голос Сил. – Ты темнеешь.
Каладин открыл глаза и наконец-то отыскал ее, сидящую между двумя прутьями решетки, словно на качелях.
– Все будет хорошо. – Каладин позволил облачку буресвета сорваться с губ. – Мне просто нужно выбраться из клетки.
– Все гораздо хуже. Это тьма… тьма… – Она отвернулась и вдруг захихикала, слетела на пол, принялась что-то разглядывать. Маленького кремлеца, который полз вдоль стены. Сил стояла над ним, широко раскрытыми глазами всматриваясь в ярко-красный с фиолетовым панцирь.
Каладин улыбнулся. Она все-таки спрен. Ну как ребенок. Мир для Сил полон чудес. Каково ощущать такое?
Он съел свой обед, чувствуя себя так, словно ненадолго победил уныние. В конце концов один из стражников пришел с проверкой и обнаружил тусклую сферу. Вытащил, хмурясь и качая головой, заменил и ушел прочь.
Амарам направлялся в эту самую комнату.
«Прячься!»
Шаллан гордилась тем, как быстро она выдохнула остаток буресвета и окружила себя им. Она даже не задумалась о возможной реакции безумца. Хотя, наверное, стоило. Как бы там ни было, теперь он словно ничего и не заметил.
Может, ей стать ревнителем? Нет. Нужно что-то более простое и быстрое.
Тьма.
Ее одежда сделалась черной. Ее кожа, шляпа, волосы – все стало непроницаемо-черным. Она попятилась от двери в угол комнаты, самый дальний от окна-щели, и замерла. Когда же полностью погрузилась в иллюзию, светоплетение поглотило струйки буресвета, которые обычно поднимались от ее кожи, и еще лучше замаскировало ее присутствие.