– Стойте, – велел один из дозорных. – Хозяин оставил указания никого не впускать и не выпускать.

Шаллан сглотнула комок, но, несмотря на всю подготовку, начала заикаться, когда заговорила:

– Я только что от него. Он хочет, чтобы я с ней побеседовала.

Стражник окинул ее изучающим взглядом, о чем-то размышляя. Шаллан почувствовала, как ее уверенность вянет, а сердце бьется все быстрее. Противостояние. Она такая же трусливая, как Балат.

Он махнул другому стражнику, и тот спустился по лестнице, чтобы проверить. Вернувшись, кивнул, и его напарник с неохотой пропустил Шаллан. Она вошла.

В то самое место.

Девушка не бывала в этой комнате вот уже несколько лет. С тех самых пор…

С тех самых пор…

Она подняла руку, защищая глаза от яркого света, который лился из-за картины. Как мог отец здесь спать? Как же вышло, что никто другой этого не видел, не замечал? Сияние ослепляло.

К счастью, Мализа свернулась клубочком в мягком кресле у противоположной стены, так что Шаллан смогла повернуться спиной к картине и свету. Она положила руку на плечо мачехи.

Хотя они с Мализой прожили вместе несколько лет, девушка плохо знала эту женщину. Кем была та, кто согласился выйти за человека, о котором все шептались, что он убил свою первую жену? Мализа надзирала за образованием Шаллан – то есть подыскивала новых воспитательниц каждый раз, когда старые сбегали, – но сама не многому могла ее научить. Невозможно обучить тому, в чем сам ничего не смыслишь.

– Мама? – позвала Шаллан. Она все же использовала это слово.

Мализа посмотрела на нее. Несмотря на полыхающий свет, заливавший комнату, Шаллан увидела, что губа у женщины разбита и кровоточит. Она баюкала левую руку. Точно сломана.

Шаллан вытащила марлю и лоскут ткани, которые прихватила на кухне, и начала обрабатывать раны. Придется подыскать что-то и соорудить шину для руки.

– Почему он тебя не ненавидит? – резко бросила Мализа. – Он ненавидит всех, но не тебя.

Шаллан промокнула ее губу.

– Буреотец, зачем я пришла в этот проклятый дом? – Мализа содрогнулась. – Он всех нас убьет. Одного за другим – сломает и убьет. Внутри его тьма. Я ее видела, в его глазах. Чудовище…

– Ты уйдешь отсюда, – тихо проговорила Шаллан.

Мализа издала каркающий смешок.

– Он никогда меня не отпустит. Он ничего не отпускает.

– Ты не спросишь дозволения, – прошептала девушка. – Балат собирается сбежать и присоединиться к Хеларану, у которого могущественные друзья. Он осколочник. Он защитит вас обоих.

– Нам никогда до него не добраться. А если и получится, зачем Хеларану давать нам приют? У нас ничего нет.

– Хеларан – хороший человек.

Мализа развернулась в своем кресле, отведя взгляд от Шаллан, которая продолжала обрабатывать ее раны. Женщина всхлипывала, когда падчерица бинтовала ее руку, но на вопросы не отвечала. В конце концов Шаллан собрала окровавленные тряпки, чтобы их выбросить.

– Если я уйду, – прошептала Мализа, – и со мной уйдет Балат, кого он будет ненавидеть? Кого станет бить? Может быть, наконец-то тебя? И ты получишь по заслугам?

– Может быть, – согласилась Шаллан и ушла.

В коридоре раздались шаги. Один из тюремщиков снова пришел проверить Каладина. Узник продолжал лежать не шевелясь и даже не открыл глаз.

Пытаясь удержать тьму в узде, он начал строить планы. Что сделает, когда освободится? А это обязательно произойдет. В этом пришлось себя убеждать. Дело было не в том, что Кэл не доверял Далинару. Просто его разум… разум предавал его и нашептывал вещи, которые не были правдой.

Все так исказилось. В нынешнем состоянии он мог поверить, что Далинар солгал. Мог поверить, что великий князь втайне желал, чтобы Каладин сгнил в тюрьме. Кэл ведь оказался ужасным телохранителем. Он так и не сумел хоть что-то сделать по поводу загадочного обратного отсчета, вновь и вновь появлявшегося на стене, и не остановил Убийцу в Белом.

Прислушиваясь ко лжи, которую нашептывал внутренний голос, юноша мог поверить и в то, что Четвертый мост с радостью от него избавился, – ведь они притворились, будто хотят стать телохранителями, просто чтобы его порадовать. На самом деле все хотели начать новую жизнь, какая пришлась бы им по нраву, и без Каладина, который все портит.

Эти мысли должны были показаться ему нелепыми. Но не показались.

Щелк!

Каладин резко распахнул глаза и напрягся. Пришли забрать его отвести на казнь, как желал король? Он вскочил и принял боевую стойку, изготовившись швырнуть пустую миску.

Тюремщик, открывший дверь в камеру, попятился и вытаращил глаза.

– Вот буря, парень, – пробормотал он. – Я думал, ты спишь. Ну что, ты свое отсидел. Король сегодня подписал помилование. Тебя даже не лишили ранга и должности. – Мужик потер подбородок и придержал дверь. – Наверное, ты везучий.

Везучий. Люди всегда так говорили про Каладина. И все же перспектива свободы изгнала тьму, поселившуюся внутри, и Кэл подошел к двери. Опасливо. Вышел, и стражник отпрянул.

– А ты недоверчивый, да? – хмыкнул тюремщик. Светлоглазый низкого ранга. – Наверное, для телохранителя это хорошо. – Он махнул Каладину рукой, приглашая идти из комнаты первым.

Кэл ждал.

Наконец стражник вздохнул:

– Ну ладно. – Он вышел в коридор.

Каладин последовал за ним, и каждый шаг словно возвращал его в прошлое на пару дней. Тьму под замок. Он не раб, а солдат. Капитан Каладин. Он пережил… сколько времени прошло? Две, три недели? Просто некоторое время в клетке.

Теперь он свободен. Можно вернуться к жизни телохранителя. Но кое-что… кое-что все же изменилось.

«Больше никто и никогда со мной так не поступит. Ни король или генерал, ни светлорд или светледи.

Лучше смерть».

Они прошли мимо окна на подветренной стороне, и Каладин задержался, чтобы вдохнуть свежий воздух. Из окна открывался заурядный, унылый вид на лагерь снаружи, но ему он показался грандиозным. Легкий ветерок всколыхнул его волосы. Кэл позволил себе улыбнуться и рукой коснулся подбородка. За несколько недель он зарос. Надо будет попросить Камня, чтобы сбрил все это.

– Ну вот, – сказал тюремщик, – он свободен. Ваше высочество, мы можем наконец-то прекратить этот фарс?