Дверь открылась. Сердце Шаллан бешено колотилось. Она жалела о том, что не хватило времени на создание фальшивой стены. В комнату вошел Амарам в сопровождении молодого темноглазого, явно алети, с короткими черными волосами и кустистыми бровями. Он был в холинской ливрее. Они тихонько закрыли дверь за собой, и Амарам положил ключ в карман.

Увидев убийцу брата, Шаллан немедленно ощутила гнев, но обнаружила, что он уже не такой сильный, как прежде. Тлеющее отвращение вместо полыхающей ненависти. Она слишком давно не видела Хеларана. И Балат был в чем-то прав, когда сказал, что старший брат их бросил.

Похоже, Амарам приготовился убить этого человека, – по крайней мере, так девушка решила, исходя из того, что узнала про князя и его осколочный клинок. Почему Хеларан отправился убивать великого лорда? И может ли она на самом деле винить Амарама, если тот, скорее всего, просто защищался?

Она почувствовала, что знает слишком мало. Хотя Амарам, разумеется, все равно мерзавец.

Князь и темноглазый алети повернулись к сумасшедшему. Шаллан почти не видела их лиц в темной комнате.

– Светлорд, не понимаю, зачем вам понадобилось самому это услышать, – сказал слуга. – Я передал вам все, что он бормочет.

– Тсс, Бордин, – оборвал его Амарам, пересекая комнату. – Покарауль у двери.

Шаллан не шевелилась, вжавшись в угол. Могут ли они ее заметить?

Амарам присел возле кровати.

– Превеликий князь, – прошептал он, положив руку на плечо безумца, – повернитесь. Позвольте мне увидеть вас.

Больной поднял голову, не переставая бормотать.

– Ах!.. – выдохнул Амарам. – Всемогущий Всевышний, десять имен, все правда. Вы прекрасны. Гавилар, у нас получилось. У нас наконец-то получилось!

– Светлорд? – позвал Бордин от двери. – Здесь нельзя задерживаться. Если нас застанут, люди могут начать задавать вопросы. Сокровище…

– Он правда говорил об осколочных клинках?

– Да, – подтвердил Бордин. – Их там множество.

– Клинки чести, – прошептал Амарам. – Превеликий князь, прошу, повторите мне те же самые слова, что сказали ему.

Безумец продолжал бормотать. Князь по-прежнему стоял на коленях рядом с ним, но в конце концов повернулся к взволнованному Бордину:

– Ну?

– Все остальное он талдычит каждый день, – пояснил Бордин, – но про клинки сказал лишь раз.

– Я желаю услышать о них сам.

– Светлорд… Мы можем просидеть здесь несколько дней и не услышать эти слова. Прошу вас. Надо уходить. Ревнители рано или поздно придут сюда, когда устроят обход.

Амарам поднялся с явной неохотой.

– Превеликий князь, – он обращался к скорчившемуся сумасшедшему, – я собираюсь отыскать ваши сокровища. Не говорите о них другим. Я найду для клинков хорошее применение. – Амарам повернулся к Бордину. – Идем. Давай разыщем это место.

– Сегодня?

– Ты утверждал, что оно близко.

– Ну да, я потому и привез его сюда. Но…

– Если он случайно проболтается об этом кому-то другому, я желаю, чтобы они отправились туда и увидели, что сокровищ там нет. Идем скорее. Ты будешь вознагражден.

Амарам решительным шагом вышел. Бордин замешкался у двери, глянул на больного и направился следом за светлордом, защелкнув за собой дверь.

Шаллан испустила тяжелый вздох и сползла по стене на пол.

– Прямо как в море сфер…

– Шаллан? – окликнул Узор.

– Я провалилась, и дело не в том, что я ушла с головой под воду, – дело в том, что вокруг меня вовсе не вода и я не имею ни малейшего понятия, как в этом плыть.

– Я не понимаю этот обман, – сказал спрен.

Она покачала головой; к ее коже и одежде возвратились цвета. Она опять придала себе облик Вуали и прошла к двери, сопровождаемая бормотанием безумца.

«Вестник войны. Время возвращения почти настало…»

Веденка легко нашла дорогу обратно в комнату с Иятиль, потом не поскупилась на извинения перед ревнителями, которые ее потеряли. Девушка заявила, что заблудилась, и согласилась воспользоваться услугами сопровождающего, чтобы вернуться к паланкину.

Перед уходом, однако, она наклонилась обнять Иятиль, словно прощаясь с сестрой.

– Сбежать сможешь? – прошептала Шаллан.

– Не говори глупости. Конечно.

– Возьми это. – Шаллан вложила лист бумаги в защищенную перчаткой руку Иятиль. – Я записала бормотание безумца. Он повторяет одно и то же, не меняя ни слова. Я видела, как Амарам проник в его комнату; кажется, князь думает, что за этими речами кроется что-то настоящее, и ищет сокровище, о котором сумасшедший упоминал раньше. Вечером я напишу через даль-перо подробный отчет для тебя и остальных.

Шаллан собралась отстраниться, но Иятиль ее удержала.

– Вуаль, кто же ты на самом деле? – спросила она. – Ты поймала меня, когда я шпионила за тобой, и ты можешь оторваться от меня на улице. Это нелегко сделать. Твои умные рисунки очаровывают Мрейза – еще одна почти невозможная вещь, учитывая то, чего он навидался. А сегодня ты еще и сделала это.

Шаллан ощутила взволнованную дрожь. Почему она так рьяно стремилась добиться признания этих людей? Они же убийцы!

Но, буря свидетельница, она заслужила их уважения!

– Я ищу правду, – ответила Шаллан. – Какой бы она ни была, кто бы ее ни хранил. Вот кто я на самом деле. – Девушка кивнула Иятиль, потом вышла из комнаты и покинула монастырь.

Позже тем же вечером, отправив полный отчет о дневных событиях – включая обещанные рисунки безумца, Амарама и Бордина в придачу, – она получила в ответ короткое сообщение от Мрейза: «Вуаль правда уничтожает больше людей, чем спасает. Но ты выдержала проверку. Тебе не следует бояться моих соратников; они получили указания тебя не трогать. Сделай татуировку, символ твоей верности. Я пришлю рисунок. Можешь нанести ее куда пожелаешь, но при нашей следующей встрече ты должна предъявить ее мне.

Добро пожаловать к духокровникам».

Полтора года назад

«Каково место женщины в современном мире? – прочитала Шаллан в книге Ясны Холин. – Я восстаю против этого вопроса, хотя столь многие мои соратницы его задают. Похоже, свойственная ему подоплека остается незамеченной большинством из них. Они считают себя прогрессивными, поскольку готовы подвергать сомнению допущения минувших лет.