plain

To-morrow; — red with blood will Xanthus be;

Hector and Ajax will be there again,

Helen will come upon the wall to see.

Then we shall rust in shade, or shine in strife,

And fluctuate ’twixt blind hopes and blind despairs,

And fancy that we put forth all our life,

And never know how with the soul it fares.

Still doth the soul, from its lone fastness high

Upon our life a ruling effluence send.

And when it fails, fight as we will, we die

And while it lasts, we cannot wholly end.

Мэтью Арнольд (1822–1888)

Шекспир

Все отвечают нам. Свободен ты.

Мы ждем и ждем — но ты, с улыбкой, нем

И выше званья. Пик, светилам всем

Открытый средь безбрежной высоты,

На днем морском найдя упор пяты,

Отчизну в Небесах Небес обрел,

Подножье лишь отдав на произвол

Пытаний земнородной суеты.

И ты, кто видел свет, гонящий мрак,

Кто сам себя постиг, почтил, взрастил,

Шел по Земле не узнан. Лучше так!

Всю боль, что дух бессмертный ощутил,

Все немощи, все скорби обняло

Победоносное твое чело.

Перевод В. Рогова

Порывы юности

Когда умолкнет юности прибой

И шквал моих страстей навек уймется,

Когда я буду разведен с собой

И новый человек во мне проснется,

Возрадуюсь ли я и возвещу,

Что в тихой бухте я вздохнул свободней?

Нет! Тысячи достоинств отыщу

Я в этих бурях, что кляну сегодня.

Тогда по мукам сладостным опять

Я в старческом бессилье затоскую,

Их лихорадку стану призывать,

Как благо высшее. О том вздохну я,

Что в юности огонь сжигал меня,

А в старости недостает огня.

Перевод В. Васильева

Покинутый Мерман[63]

Милые дети, давайте уйдем,

Вернемся вниз, в глубину.

Уж братья с залива зовут меня в дом;

Уж ветер крепчает и гонит волну;

Соленым теченьем уносит ко дну;

Вот кони седые встают на дыбы,

Топочут и рвутся и ржут из воды.

Милые дети, давайте уйдем

Этим, этим путем.

Уходя, еще раз ее позовите,

Еще раз пошлите привет.

Криком знакомым ей память верните:

«Маргарет! Маргарет!»

Мил и дорог голос детей

(Позовите еще раз) ушам матерей.

Голос детей неистов и звонок:

Она придет, если плачет ребенок.

Позовите и уходите потом

Этим, этим путем.

«Мама, остаться нельзя нам, мы ждем.

Лошади бьются, терпенья в них нет,

Маргарет! Маргарет!»

Уйдемте отсюда, милые дети,

Звать ее больше не надо.

Лишь взглянем на берег, где город, где ветер,

Где серая церковь в ограде.

Хотя б вы стонали день напролет,

Больше она не придет.

О дети мои, вчера ли то было,

Сладостный звон проплывал над заливом,

Мы в наших пещерах его уловили,

Серебряный звон над волной говорливой,

То колокол пел над прибоем бурливым.

В песчаных пещерах, глубоких и свежих,

Все ветры затихли; и, вспыхнув, чуть брезжит

Мерцающий свет и тонет в тени,

И травы колеблет теченье струи.

Там илистых пастбищ огромны просторы,

Там бродят по дну обитатели моря,

Там в кольца тугие свиваются змеи

И, радуясь влаге, панцири греют,

Там большие киты плывут,

Глаз не смыкая, плывут… И плывут

Вокруг света, не зная причала.

Та музыка, как и когда зазвучала?

Вчера ли было тому начало?

(Еще позовите.) Вчера ли то было,

Что детям своим она изменила?

В морской глубине стоял трон золотой,

Где мы сидели единой семьей.

И гребнем по светлым кудрям проводя,

Лелеяла мать меньшое дитя.

Как вдруг услыхала звон отдаленный

И взор подняла на зеленые волны,

Вздохнула и прошептала печально:

«Мне нужно на берег к своим торопиться,

В серую церковь, чтоб с ними молиться,

Сегодня все празднуют вечер пасхальный.

А я с тобой гублю свою душу!»

«Любимая! выйди сегодня на сушу,

Молитву скажи, как требует вера, —

И снова вернись к нашим добрым пещерам».

Она улыбалась и вышла с прибоем.

О дети, вчера ли случилось такое?

О дети, мы долго одни оставались?

Младшие плакали, волны вздымались.

«Молитва длинна в человеческом мире, —

Сказал я. — Идем!» — и нас вынесло море.

Мы берегом шли, песчаной равниной,

Меж белых домов, цветущей долиной,

Улицей узкой, дорогой мощеной,

К серенькой церкви на холм отдаленный.

Шепот молящихся там услыхали,

Ему на холодном ветру мы внимали,

Взошли на могилы, дождями изрытые,

Прильнули к оконцам храма закрытого.

Сидела она у колонны высокой.

«Любимая! Тише! Мы так одиноки!

Ты видишь, мы здесь, о Маргарет,

Волнуется море, покоя нам нет».

Но она на меня не оглянулась,

В молитвенник молча она уткнулась.

Возглашает священник, и заперта дверь.

Дети, пойдемте, ни звука теперь.

Прочь уходите, ни звука теперь.

Вниз, вниз, вниз,

Вниз, в глубину морскую…

В городе шумном у прялки она

Песню поет и ликует.

Вот ее песня: «О счастье! О слава!

Улице шумной и детской забаве,

Святому добру и колоколам,

Благословенным солнца лучам,

Служителю храма и прялке моей

Пою я о счастье людей!»

Восторгом великим напоена,

Жизнь восхваляя, поет она.

Но вдруг затихло ее колесо,

И выпал из рук суетливый челнок.

И пристальный взгляд упал на песок

И дальше скользнул над морем,

И тяжек был вздох и глубок,

И были в нем скорбь