kite’s new love,

And left the false kite with the old.

Джордж Макдональд (1824–1905)

Легенда о водовороте Коррифрехан

Принц Дании Брекан! И море и сушу

Мечи покорили ему,

Но деву невинную — чистую душу

Нельзя обижать никому.

Несчастная! Косы ее золотые

На миг приглянулись ему.

Могла ли перечить в те годы простые,

Владыке она своему?

Он бросил ее, помышляя о злате,

И вскоре случилось ему

Сказать королю Островов на Закате:

«Я дочь твою в жены возьму!»

«Нет, дочь моя, Брекан, тебе не по чину!» —

Смеясь, тот ответил ему, —

«Кто сможет осилить морcкую пучину,

Достанется дева тому!»

«Коль в водовороте три дня и три ночи

Пробудет — поверю ему,

Иначе пусть ищет нездешние очи,

А нам сватовство ни к чему!»

Вернулся он в Данию — в сумрачном гроте

Ведунья сказала ему,

Как выжить на якоре в водовороте,

Поставив по ветру корму.

«Скажи, чтоб тебе из пеньки да из пряжи

Два крепких каната сплели,

А в третий бы свили тончайшие пряди

Всех девственниц Датской земли».

«Скажи, чтоб раздули все кузни в Грейдьюле,

Три якоря сделать вели,

Пеньку чтоб макнули и пряжу тянули,

И девичьи косы несли».

«Скажи, чтобы прядей каштановых взяли

И черные к ним приплели,

И так золотыми их крепко связали,

Чтоб ввек разойтись не могли».

В сочельник раздули все кузни в Грейдьюле,

Гремели всю ночь ковали,

Пеньку обмакнули и пряжу тянули,

и девичьих косы несли.

Сказал он, чтоб прядей каштановых взяли

И черные к ним приплели,

И так золотыми их крепко связали,

Чтоб ввек разойтись не могли.

Приладив канаты, он парус направил,

К пучине, бурлящей вдали,

И там свой дракар на стремнине поставил —

Три якоря в воду ушли.

Кружилась пучина, и мрак опускался,

А только заря занялась,

Трехжильный пеньковый канат оборвался,

Три жилы и лопнули враз.

И снова стемнело, и ветер взорвался,

От грохота Брекан оглох:

Из пряжи канат до утра продержался —

Две лопнули жилы из трех.

Был ветер подобен ужасному кличу,

И шторм, словно зверь, бушевал,

И мрак, будто коршун летел на добычу,

Но якорь последний держал.

По кругу, по кругу, вертясь и качаясь,

Чтоб девы добиться руки.

А нежные пряди, все туже свиваясь,

Вот-вот разорвутся в куски.

Принц Дании Брекан! Соперники, где вы?

Он скоро возьмет Острова!

Да благословятся все датские девы!

Ты, Дания, ими жива!

Фонарь закачался, канат освещая,

На сердце у Брекана страх:

Он видит — расходится прядь золотая,

И рвется она на глазах!

На третьей заре на сверкающей глади

Следов корабля не нашлось:

Держали канат золотистые пряди

Не только из девственных кос.

Перевод Никиты Винокурова

Рука мертвеца

Колдунья гуляла по кромке песка,

Где волны ревут вразнобой,

Но мелькнула средь волн мертвеца рука —

Добрый знак для ведьмы любой!

К мертвецу легко подошла она,

Сквозь скалы пройдя напролет:

Над невинной девой шутил ты сполна,

Но мой сегодня черёд!

Сапфир на пальце горел огнём,

А в рубинах алела мгла:

Верни мои клятвы быть вечно вдвоём,

И мой перстень, — ведьма рекла.

Она воскресила плоть мёртвых рук,

И кольцо потянула слегка,

Но мертвой хваткой, сжав пальцы вдруг,

Её схватила рука.

Ведьма клялась, что не слала гроз,

И заклятья читала вспять:

Но мертвец был глух, и не слушал всерьёз,

А рука продолжала держать.

И смертным хладом пополз прилив,

Когда подошёл его срок;

Он колени обнял, нетороплив,

И на талию ведьмы лёг.

С новобрачными вновь, среди пенистых грив,

Корабль поплыл по волне,

И ведьма увидела их сквозь прилив,

Что с губами встал наравне.

О, сердце мертвых и руки мертвых —

Ваши объятья крепки!

И любовь — скорлупка, но летит голубка

Всем ястребам вопреки.

Перевод Антона Железного

Henrietta Anne Huxley (1825–1914)

An Agnostic Hymn

Oh! not the unreasoning God for me,

Foreseeing, knowing all

That in the wondrous world he made

His creatures should befall.

Created them with keen desire,

Then called fulfilment sin,

And drove them forth with flaming fire,

Their toil-earned bread to win.

And then repenting of his deed,

A man God did create,

Who by his death upon the cross

That sin should expiate.

The God whom man eats in the bread,

Whose blood he drinks in wine,

Such pagan faith be far from me —

I own a more divine.

I see in every tree that grows,

In seed that all contains,

In every wind, and cloud that flows

In fertilising rains,

In every stone whose atoms whirl,

Yet seems so coldly still,

Or in the wood with living sap,

Thy unresistless will.

In sands that at a vibrant sound

Of music straightway leap,

And range themselves in beauteous