Вдруг он увидел Цзя Циня, который тоже пришел за подарками.

– А ты зачем здесь? – подозвав его поближе, спросил Цзя Чжэнь. – Кто тебя звал?

– Как только я узнал, что вы будете раздавать подарки, господин, я сразу пришел, – ответил Цзя Цинь, почтительно вытягиваясь.

– Эти подарки предназначены только для тех из младших родственников, у которых нет никаких доходов и заработков, – строгим голосом сказал Цзя Чжэнь. – В прошлые годы ты получал от меня подарки, потому что ничего не зарабатывал. Сейчас ты ведаешь делами храма во дворце Жунго, присматриваешь за даосскими и буддийскими монахинями и ежемесячно получаешь жалованье. Да и жалованье монахинь проходит через твои руки! Как у тебя хватило совести явиться еще за подарками? Какой же ты жадный! Признайся, ведь ты одеваешься как человек, у которого водятся деньги и который занимает приличное положение! Раньше ты жаловался, что не имеешь никаких доходов, – а сейчас? Ведь ты живешь не так, как прежде.

– У нас в семье много ртов и расходы большие, – робко возразил Цзя Цинь.

– Можешь меня не морочить! – с холодной усмешкой произнес Цзя Чжэнь. – Думаешь, я не знаю, что ты в храме выделываешь? Разумеется, там ты хозяин и никто не смеет тебе перечить. Храм от нас далеко, деньги у тебя завелись, вот ты и своевольничаешь, по ночам собираешь всяких бродяг и играешь с ними на деньги в азартные игры, водишься с бабами и мальчишками! И после всего этого ты осмелился явиться ко мне за подарками? Будут тебе подарки! Палкой тебя надо отколотить! Вот погоди, после Нового года я поговорю с твоим вторым дядей, чтобы он тебя выгнал!

Лицо Цзя Циня залилось краской стыда, он молча стоял, не осмеливаясь возразить ни слова.

В это время вошел слуга и доложил Цзя Чжэню:

– Из дворца Бэйцзинского вана привезли подарки – парные надписи на шелку и кошельки.

Цзя Чжэнь поспешно подозвал Цзя Жуна и велел ему принять подарки, затем прогнал Цзя Циня и, когда все подарки были розданы, возвратился в комнату, куда госпожа Ю подала ему поесть.

За ночь не случилось ничего, достойного упоминания. Да и о том, сколько еще хлопот было на следующий день, рассказывать ни к чему.

Наконец наступил двадцать девятый день последнего месяца старого года. Все приготовления к празднику были закончены. В обоих дворцах развесили новые изображения духов – хранителей ворот и парные надписи; свежеотполированные заклинательные доски из персикового дерева блестели как новые.

Все двери и ворота во дворце Нинго были распахнуты настежь. По обе стороны парадного крыльца, как два золотых дракона, ярко горели ряды красных праздничных свечей.

На следующий день матушка Цзя и остальные титулованные дамы облачились в парадную одежду, соответствующую их званию и положению, сели в просторные паланкины, несомые восемью носильщиками, и в сопровождении остальных родственников отправились в императорский дворец для совершения церемонии поздравления государя с праздником. Возвратившись оттуда, матушка Цзя вышла из паланкина возле теплых покоев дворца Нинго, где ее ожидали младшие члены рода Цзя, не сопровождавшие ее в императорский дворец, и отсюда направилась в храм предков рода. Все последовали за нею.

А теперь расскажем о Бао-цинь. Она впервые переступала порог храма предков рода Цзя и старалась быть особенно внимательной, чтобы не нарушить этикета. Иногда любопытство все же брало верх, и она с интересом рассматривала внутренние помещения храма.

Надо сказать, что этот храм располагался на отдельном дворе у западной границы дворца Нинго. Весь двор был обнесен высокой оградой, окрашенной черным лаком, с огромными воротами; над ними висела доска с надписью: «Храм предков рода Цзя», под которой значилось «Сделана собственной рукой Ван Си-сяня, императорского наставника и распорядителя академии Ханьлинь». По обе стороны от входа красовались вертикальные парные надписи, гласившие:

Вашей отваге, презрению к смерти

Каждый в народе

    жизнью обязан – и помнит об этом;

Славному имени, равному Небу,

Сто поколений

    жертвы несут – и дары не скудеют.

Эти надписи принадлежали тоже кисти Ван Си-сяня.

Прямо от ворот внутрь двора вела мощенная камнем дорожка, обсаженная по сторонам голубыми соснами и бирюзовыми кипарисами, а в конце ее на возвышении были расставлены древние бронзовые треножники, чаши и другая ритуальная утварь.

Над входом в храм была прикреплена доска с надписью, сделанной собственной рукой покойного государя: «Блещут, как звезды, помощники трона», а по обе стороны от входа – вертикальные парные надписи, тоже принадлежавшие кисти государя:

Ваше великое дело затмило

    яркое солнце и месяц;

Громкое имя от вас получают

    славные дети и внуки.

Над входом в главный зал, где совершались жертвоприношения, висела черная доска, на которой на фоне девяти сражающихся драконов значилось: «Выполняй последний долг перед умершими родителями и не пропускай жертвоприношений», а по обе стороны парная надпись:

Счастье и все добродетели ваши

    после потомки воспримут;

Помыслы ваши и ваши заслуги

    ныне народ вспоминает.

Эта парная надпись тоже была сделана рукой государя.

Внутри храма ярко сияли свечи, всеми цветами переливались парчовые пологи и узорчатые занавесы, и хотя в глубине храма в ряд стояли статуи духов, рассмотреть их было невозможно. Весь храм был заполнен членами рода Цзя, которые стояли рядами друг за другом, в соответствии со старшинством.

Всей церемонией жертвоприношения распоряжался Цзя Цзин, как самый старший в роде, ему помогал Цзя Шэ; Цзя Чжэнь подавал жертвенные кубки; Цзя Лянь и Цзя Цун – жертвенные деньги, Бао-юй держал курительные свечи; Цзя Чан и Цзя Лин держали коврик, который они должны были положить перед Цзя Цзином, когда тот будет кланяться предкам, и следили за воскуриванием благовоний. Одетые в черные одеяния служанки играли на музыкальных инструментах. Наконец после третьего возлияния жертвенного вина были совершены необходимые поклоны, сожжены бумажные деньги, музыка прекратилась – и все вышли из храма. Церемония была окончена.

Родные окружили матушку Цзя и проводили ее в главный парадный зал, где были развешаны парчовые пологи, расставлены пестрые ширмы и горели ароматные свечи.

В центре висели на стене портреты двух основателей рода – Нинго-гуна и Жунго-гуна, облаченных в шелковые одежды с узорами из драконов и подпоясанные яшмовыми поясами. Рядом с ними висели портреты других членов рода.

Цзя Син, Цзя Чжи и другие младшие родственники выстроились рядами, начиная от внутренних ритуальных ворот и вплоть до террасы перед главным парадным залом,