Как только угощение окончилось, матушка Цзя первая встала из-за стола и удалилась во внутренние покои, а вслед за тем разошлись и все родственники.

В этот вечер во всех домашних молельнях совершались жертвоприношения и воскуривались благовония богу домашнего очага[166].

Во дворе госпожи Ван была расставлена утварь, необходимая для совершения по этому поводу жертвоприношений, разложены бумажные фигурки лошадей и других животных, сжигавшиеся во время жертвоприношений, а также курения для совершения церемоний принесения жертв Небу и Земле.

По обе стороны главных ворот «сада Роскошных зрелищ» высоко сияли огромные фонари, все аллеи и дорожки в саду были увешаны маленькими фонариками. Хозяева и слуги в роскошных шелковых и парчовых одеждах веселились, гуляли, шутили и смеялись. Всю ночь не смолкал треск ракет и хлопушек.

На следующее утро, еще во время пятой стражи, матушка Цзя и другие старшие члены рода Цзя нарядились в праздничные одежды в соответствии со своими титулами и званиями и отправились во дворец принести новогодние поздравления государю и пожелать счастья и долголетия государыне Юань-чунь.

Возвратившись с придворного пира, матушка Цзя снова принесла жертвы предкам в храме дворца Нинго и лишь после этого вернулась к себе. Потом она вновь приняла новогодние поздравления, переоделась и прилегла отдохнуть. Со всеми родственниками, которые после этого приходили поздравлять ее и поднести подарки, она не встречалась, за нее это делали другие, а сама она находилась во внутренних покоях, где беседовала с тетушкой Ли и тетушкой Сюэ, играла в домино и в облавные шашки с Бао-юем или развлекалась с Бао-чай и ее сестрами.

Госпожа Ван и Фын-цзе целыми днями были заняты приемом гостей, угощениями и устройством развлечений. А родственники и друзья приходили непрерывно, пили вино, угощались, поздравляли с праздником и уходили. Так продолжалось семь или восемь дней подряд.

Наконец подошел праздник фонарей. Во дворцах Нинго и Жунго все было увешано разноцветными фонариками.

В одиннадцатый день первого месяца Цзя Шэ пригласил матушку Цзя к себе на угощение, а на следующий день ее пригласил Цзя Чжэнь во дворец Нинго. А сколько раз госпожу Ван и Фын-цзе приглашали к себе родные и друзья, и счесть невозможно!

И вот наступило пятнадцатое число. Матушка Цзя распорядилась к вечеру накрыть в главном зале несколько столов и устроить там спектакль. Она велела развесить побольше разноцветных фонариков и пригласить на пир всех своих сыновей и племянников, внуков и их жен из дворцов Нинго и Жунго.

Только Цзя Цзина на этот пир не приглашали, потому что он воздерживался от вина и мяса. В семнадцатый день первого месяца, когда было совершено последнее жертвоприношение предкам, он уехал в пригородный монастырь, где давно уже занимался самоусовершенствованием. Даже те несколько дней, которые он провел дома, он старался держаться в тихих и укромных местах, чтобы не слышать всего этого праздничного шума. Но о нем мы пока больше упоминать не будем.

Вечером Цзя Шэ явился к матушке Цзя и, получив подарок, сразу поспешил откланяться. Матушка Цзя не стала его удерживать, ибо считала, что он чувствует себя неудобно в кругу молодежи. Цзя Шэ, возвратившись домой, веселился со своими гостями. Они любовались фонариками, слушали музыку и оглушительные песни и чувствовали себя беззаботно. Пир здесь был роскошный: совсем не такой, как у матушки Цзя; от украшений, сверкавших золотом и драгоценными камнями рябило в глазах.

А между тем в расписном зале, где праздновала Новый год матушка Цзя, служанки разостлали около десятка циновок и перед каждой поставили низенький столик. На столиках стояли курильницы, из которых струились тончайшие ароматы благовоний, какие обычно употреблялись при императорском дворе; а в расписных вазах длиною в восемь, шириною в четыре и высотою в два-три вершка благоухали букеты свежих цветов.

На чайном подносе, покрытом заморским лаком, красовались десять расписанных золотом чашечек из старинного фарфора, возле которых лежали шелковые полосы с причудливыми узорами и написанными на них стихами. В небольших вазочках из старинного фарфора стояли букеты цветов и «трех друзей студеного времени года» – сливы, сосны и бамбука. На возвышении были разостланы две циновки для тетушки Ли и тетушки Сюэ, справа от них стояла тахта с низкими ножками, а позади нее – ширма, украшенная резьбой из страшных драконов. На тахте лежал меховой матрац, подушка под спину и все другие необходимые принадлежности. Возле тахты стоял лакированный столик искусной работы, разрисованный золотом, а на столике были расставлены чайные чашечки, полоскательница, возле которых лежало полотенце и футляр с очками.

Матушка Цзя полулежала на тахте. Она немного поговорила и пошутила с гостями, а затем, надев очки, стала смотреть спектакль.

– Прошу прощения, что я лежу в вашем присутствии, – сказала она. – Я ведь совсем стара!

С этими словами она приказала Ху-по взять «кулачок красавицы»[167] и почесать ей ноги.

Возле тахты, на которой возлежала матушка Цзя, не было разостлано циновки, а стоял только небольшой столик с миниатюрной ширмой, а на нем – ваза с цветами и курильница. Рядом стоял еще высокий столик, на котором были расставлены кубки и разложены палочки для еды.

Неподалеку от матушки Цзя на циновке сидели Бао-цинь, Сян-юнь, Дай-юй и Бао-юй. Каждое приносимое блюдо сначала они подавали матушке Цзя. Если блюдо ей нравилось, она приказывала поставить его на маленький столик, пробовала, а затем оно убиралось к молодым людям, и считалось при этом, что все они кушают вместе с матушкой Цзя.

Немного дальше от матушки Цзя разместились госпожа Син и госпожа Ван, а за ними сидели – госпожа Ю, Ли Вань и жена Цзя Жуна вместе с Фын-цзе. По западную сторону от матушки Цзя заняли места Бао-чай, Ли Вэнь, Ли Ци, Син Сю-янь, Ин-чунь и остальные сестры.

По обе стороны зала на потолочных балках висели самой причудливой формы фонари, а перед каждым в подсвечнике, напоминавшем своим видом цветок лотоса, была воткнута раскрашенная свеча. Эти подсвечники можно было поворачивать как угодно, чтобы освещать сцену. Окна, с которых были убраны занавески, украсили разноцветной бахромой и новогодними фонариками. На террасах, во дворах, на галереях по обе стороны зала, на барьерах и решетках сияли фонарики: стеклянные, обтянутые шелком, атласом и бумагой, разрисованные узорами.

На галерее тоже было разостлано несколько циновок, на которых сидели Цзя Чжэнь, Цзя Лянь, Цзя Хуань, Цзя Цун, Цзя Жун, Цзя Цинь, Цзя Юнь, Цзя Чан, Цзя Лин и другие родственники младшего поколения.

Надо сказать, что матушка Цзя велела пригласить на праздник всех членов рода.