Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мере того, как зрение восстанавливалось и чувство «облачности» пропадало, Синдзи мог все четче различать обстановку палаты: медицинскую койку, столешницу с россыпью блестящих хромированных инструментов, часть из которых была покрыта кровью, склянки с густой жидкостью, свертки бинтов, склонившихся над ним докторов, а прямо перед собой — сосредоточенно что-то делающую с его спиной Рицко, выглядевшую, впрочем, не самым лучшем образом, если не сказать просто ужасно. Бледное лицо, тени под глазами, уставший, даже измотанный взгляд, пытающий скрыть свое плачевное состояние напущенной бодростью, спокойствием и профессионализмом. Рицко, хоть это было и нелегко различить, едва держалась в работоспособном состоянии, надломленная то ли переутомлением, то ли сломавшим ее грузом на сердце. Синдзи, чья тревога смогла пробиться даже сквозь завесу наркотика, видел перед собой лишь блеклую тень былой соблазнительной и притягательной своей взрослой серьезностью женщины.
Сам он обнаружил себя лежащим на животе и, похоже, заштопанным хирургическими нитями, словно истрепанный плюшевый медвежонок. Стянутые швами раны, чудесным образом переставшие нестерпимо болеть, тем не менее, безостановочно противно ныли, зато отлегли мышцы во всем теле, попутно лишив его способности двигаться, за что, похоже, нужно было благодарить целебный медицинский наркотик. Руки опутывали бандажи из бинтов, а лицо, судя по ощущениям, украшала новая порция повязок и пластырей, еще краше и богаче предыдущей. Собравшись и не без труда вывернув голову назад, Синдзи разглядел, как Рицко с медсестрой ковырялись в его ране на спине, орудуя пугающими на вид ножницами с изогнутыми спицами-иглами вместо лезвий и закачивая через канюлю под кожу некий прозрачный гель. Впрочем, похоже, именно он создавал это странное ощущение в груди, одновременно смягчая режущие ощущения и залепляя легкие. Сложно было сказать, стало ли лучше, но болело точно меньше.
— Это закроет кровоизлияние в легкие, — пояснила Рицко. — Будет немного неудобно дышать и спина ограничится в подвижности, но ничего не поделать — у тебя глубокая проникающая рана. Повезло, что сосуды лишь слегка задело и крови вытекло немного, иначе задохнулся бы на месте. Про мышцы такого сказать не могу, они, конечно, затянуться, но об активном времяпрепровождении в течение недели можешь забыть, тебе прописан постельный режим.
Спорить или отшутиться Синдзи помешал приступ эфемерной легкости от затмивших разум наркотиков и забавная безразличность ко всему происходящему. Зрение на некоторое время замутилось, однако оставило чрезмерно яркий контраст смазанных красок вокруг, расплывающихся настоящей радугой. Настроение от этого не сказать что поднялось, но и тоска с грустью притихли где-то на дне души, а вместо них в голове заиграла странная навязчивая мелодия, которой захотелось подпеть — были бы силы. Впрочем, замутненное состояние не продолжилось долго — он вернулся к реальности из сиренево-розовой дымки, когда врачи зашил последний шов, наложил повязку и приподнял его тело на кушетке. Он смены положения голова неприятно резко очистилась и выветрила из себя посторонние шумы и бессвязные невнятные мысли, будто ее окатили ушатом холодной воды. Мотнув ею, чтобы окончательно привести в порядок, Синдзи протер глаза и обнаружил перед собой хмурую фигуру доктора, осторожно и притом профессионально ощупывающего его правую руку. Где-то глубоко в сознании тело дало сигнал, что его разрывает адской болью, однако мозг, к счастью, ощущения эти пропустил мимо себя.
— Серьезный вывих пальца, растяжение сухожилия, сильный отек, — пробубнил терапевт. — Лечится, но потребуется длительный период восстановления, возможно, придется наложить гипсовую лонгету.
— Не надо гипс, — вдруг сказал Синдзи. — Мне нужны обе руки.
Врач вопросительно поднял брови.
— Без него заживление будет проходить долго и болезненно.
— Пусть. Я не могу управлять Евой одной рукой.
Врач перевел взгляд на Рицко, но та кивнула.
— Делайте, как он говорит. Ослабим боль лидокаином и гидрокортизоном, сустав шинируем тейпингом, этого будет достаточно для общего функционирования руки. Дополнительно я пропишу ему викодин.
Операцию по вправлению сустава Синдзи предпочел не запоминать — все равно ничего интересного с ним не происходило, тело разрывало от боли, которую он не ощущал, но смутно предчувствовал, а ослабленный медикаментами разум постоянно стремился провалиться в дымку, так что под конец он просто сдался и отключился.
Спустя час в сознание его вернуло ощущение чего-то теплого и мягкого на лбу. Сквозь резь искусственного света ламп глаза смогли разглядеть фигуру Акаги над ним, проверяющей температуру.
— Как ощущения? — без видимого интереса в голосе спросила она.
— Я чувствую себя ватой.
Синдзи ненамного лукавил — тело воспринималось заторможено и грузно, словно раздутая воздухом подушка, особенно в правой руке, которая, как ни странно, отзывалась на команды, но совершенно не ощущалась. Плюс к тому было немного неудобно дышать, а спина поворачивалась с заметной неохотой, будто схваченная клеем изнутри.
— В третий раз залатать тебя мы уже не сможем, — Рицко попыталась слабо улыбнуться, но получилось у нее вымученно и совершенно невесело. — Тебе назначен постельный режим, но слушаться меня, я так полагаю, ты не станешь. Послушай, Синдзи. Не знаю, как ты смог довести себя до такого, но твое тело начинает медленно отказывать — пока это выражается в ослаблении органов и общего тонуса, но потом может привести к тяжелым последствиям. Тебе нужно отдохнуть, забыть обо всем и не вылезать из кровати.
— Акаги-сан, вы же знаете, что это невозможно, — улыбнулся он.
— Знаю… — она устало протерла глаза под очками. — Но сказать была обязана. Все-таки, несмотря на все произошедшее, по-прежнему отвечаю за твое здоровье.
— Не переживайте так, все закончится раньше, чем я зачахну. Вы ведь приготовили, что я просил?
Она внимательно смерила его дрогнувшими, все еще хранящими следы воспаления глазами.
— Еще не передумал?
Синдзи покачал головой.
— Что ж, это твой выбор… Программу я закончила, дело осталось за малым.
— Спасибо, Акаги-сан. Вы одна из немногих женщин, кто делает мою жизнь чуточку приятнее. Я бы вас даже поцеловал, но с моим ватно-марлевым лицом, боюсь, не смогу нащупать ваши губы.
Женщина вдруг словно помрачнела и торопливо поднялась, зачем-то смахнув с лица невидимый локон. Отвернувшись, она поставила на стол оранжевый пузырек с таблетками.
— Болеутоляющее. Принимай, только когда боль уже невозможно терпеть, не больше одной таблетки в день. Это наркотик, да еще и создающий чувство эйфории, так что зависимость можно заработать моментально. Я отойду, навещу через час. Если