— Нет-нет, я ничего не знаю об этом… — Колчак на шаг отступил от чеха и поднес руку ко лбу. — Я отрекся пятого января, а это случилось шестого… Я слышал что-то подобное, но это случилось шестого…

— Так, — сказал чешский офицер, — шестого. Но на митингах говорят, что это вы призвали Семенова в Иркутск. Я слышал, что так говорят…

Колчак стоял неподвижно и глядел куда-то вверх, выше головы чеха.

Где-то рядом на путях лязгали вагонные буфера. Доносился дальний шум уходящего поезда.

— Разрешите мне идти, господин адмирал? — спросил дежурный офицер.

— Нет-нет, — сказал Колчак. — Подождите… — Он опять шагнул ближе к дежурному офицеру и даже взял его за рукав шинели. — Сделайте это для меня… Я… я не останусь в долгу… Я должен сейчас же увидеть генерала Сырового…

— Но генерала Сырового нет на станции, он уехал в город. Его вызвал доктор Благож. Туда же уехал начальник нашего эшелона. Там какое-то совещание.

Колчак опустил руку.

— Может быть, оно касается меня?

— Может быть, — сказал дежурный офицер. — Я тоже так думаю… Но я сделаю все, что будет в моих силах. Я доложу генералу Сыровому, как только он вернется.

5

Колчак ждал генерала Сырового до вечера. Три раза менялись часовые, и три раза он слышал, как за окнами скрипел снег.

Он ни о чем не мог думать. Все его внимание было сосредоточено только на ожидании Сырового, и чем больше проходило времени, тем ожидание становилось нетерпеливее.

Он ходил взад-вперед по салон-вагону, освещенному тем же трехсвечником, который стоял на столе в ночь отречения, ходил долго, пока не устал, тогда опустился в кресло, положив руки на подлокотники. Три синеватых огонька отражались в мутном трюмо, как будто там, где-то далеко за вагоном, тоже стоял стол, на столе горели три свечи, и у стола сидел черный человек с огромным, как у елочной маски, носом и злым ртом.

Колчак увидел в зеркале отражение своего лица, и оно показалось ему чужим. Он поднялся и в суеверном страхе поспешно погасил среднюю свечу.

В это время снова послышался скрип снега за окнами.

Колчак посмотрел на часы.

«Нет, это не смена караула… До смены еще час…»

Он прислушался.

Судя по скрипу шагов за окнами, у вагона шло несколько человек. Шаги остановились около тамбура. Кто-то стал разговаривать с часовым. Колчак слышал голос, но слов разобрать не мог.

«Часовой отвечает… Кто-нибудь из чешского начальства. Сыровой?»

Колчак поправил волосы и облизнул пересохшие губы.

Теперь шаги раздались в тамбуре, и дверь раскрылась без предварительного стука. В вагон вошел маленький чешский майор с остреньким носом и короткой челюстью, за ним шли два чешских офицера и какие-то штатские в шубах.

Майор прошел вперед, остальные гурьбой остановились позади него.

— Я попрошу вас одеться, — сказал майор, мельком взглянув на Колчака. — По приказу командования союзников вы передаетесь местным властям.

— Что? Я не понял… Повторите… Мне гарантирован свободный выезд за границу… Генерал Жанен… Политцентр… — Колчак говорил так, словно не майору объяснял, а убеждал сам себя. Майор даже не смотрел на него.

— По приказу командования союзников вы передаетесь местным властям, — повторил майор. — Командование осуществляет генерал Жанен…

— Но подождите, здесь какое-то недоразумение… Разрешите мне телеграфировать мистеру Гаррису…

Колчак говорил, а его никто не слушал и, казалось, никто даже не замечал. Все занялись своим делом, словно он внезапно исчез или сделался вещью.

Майор отдавал какие-то приказания пришедшему с улицы высокому чешскому офицеру, штатские подошли к столу и о чем-то негромко переговаривались, в тамбуре все время хлопала дверь и слышались чьи-то шаги.

— Оставили… Как это подло, как это подло… — говорил Колчак.

К нему подошел чешский офицер и попросил сдать оружие.

— Возьмите в ящике стола, — сказал Колчак.

— Теперь оденьтесь, — сказал офицер.

Колчак надел шубу и папаху.

Двое чешских офицеров вывели его из салон-вагона.

На улице было темно, и Колчак ничего не мог разглядеть перед собой. Он только едва приметил, что справа и слева от него стали конвоиры в черных рабочих полушубках.

Его повели вдоль какого-то эшелона. Мутные пятна света в крохотных окнах чешских теплушек и искры, вылетающие из вагонных труб, скудно освещали путь.

6

Высокие комиссары союзных держав сделали все, что могли, чтобы утвердить у власти Политцентр и сохранить в Сибири свое влияние. Они даже пожертвовали Колчаком — нужно было обрядить новое правительство в демократические одежды, нужно было обезопасить себя от восставшего народа Сибири, народа, требующего суда над кровавым адмиралом.

Колчак был объявлен врагом народа и заключен в тюрьму. Тот самый Политцентр, который гарантировал бывшему верховному правителю свободный выезд за границу, теперь собирался судить его. Однако нехитрый маневр союзников и Политцентра не обманул рабочих. Они прекрасно знали цену пустым словам, они знали, что не Политцентр арестовал Колчака, а черемховские шахтеры-большевики, поставившие к его салон-вагону свой караул.

С первого же дня своего существования Политцентр стал правительством без народа, пустышкой, прозванной «центропупом». Союзники, пользуясь тем, что в Иркутске стояли крупные чешские войска и Красная Армия была еще далеко, сумели поставить его у власти, но подчинить этой власти восставший народ Сибири были бессильны. В уездах и